Мы быстро привыкаем к тому, что еще вчера вызывало шок. Мы уже спокойно реагируем на теракты в соседнем Воронеже. Словно это не национальное бедствие, а так – ЧП районного масштаба. Мы, похоже, смирились с тем, что чуть ли не каждые полгода в города и районы нашей области приходит «груз-200» из Чечни. И нас уже не особенно тревожит, что российская армия давно не самая «великая и легендарная». При этом порой забываем, что Россия в силу своего геополитического положения не может не иметь эффективных Вооруженных сил, иначе рано или поздно погибнет.

Увы, привычка – сродни болезни. Но, чтобы исцелиться, хотя бы иногда нужно говорить правду, какой бы горькой она ни была. Именно такую журналистскую тактику избрал известный публицист, независимый военный обозреватель Павел Фельгенгауэр, с которым корреспондент газеты МГ встретился в Москве, в клубе региональной журналистики «Из первых уст».

- Павел Евгеньевич, быть сегодня принципиальным, непредвзятым журналистом сложно. Напишешь правду, и вот тебе уже не дают интервью, не приглашают на брифинги и пресс-конференции. Можно ли в принципе работать в таких условиях?

- Думаю, да. Я военный обозреватель, пишу в основном комментарии к колонкам. Мне проще, поскольку я работаю со своими проверенными информационными источниками, фамилии которых не раскрываю. Откуда их беру? Да просто налаживаю отношения с чиновниками среднего звена, скажем, в военном ведомстве.

- И что, все с радостью соглашаются сотрудничать?

- Не все. Но всегда найдется такой человек, который захочет привести своего начальника в бешенство. Разумеется, при этом он должен быть уверен в том, что ты его не выдашь. Словом, чтобы с тобой работали, нужно иметь репутацию честного журналиста.

- Интересно, как ее заслужить в стране, где все журналисты считаются продажными?

- Очень просто. Не печатать заказуху, не доверять пресс-службам, не брать денег в конверте. Властям ведь прекрасно известно, кто берет, сколько и когда. Отсюда и отношение. Конечно, давление может быть оказано на газету, в которой работаешь. Но для себя я давно решил: поскольку в штате не состою, то и не отвечаю за все, что печатается в газете. Я несу ответственность только за тот материал, который подписан моей фамилией.

- Вам делали предложение, от которого было сложно отказаться в виду финансовой привлекательности?

- Конечно. Последнее такое «предложение» было от Союза правых сил. Они просили напечатать материал в поддержку их варианта военной реформы. Я отказался. Сказал, что план военной реформы Минобороны никуда не годится, но и план СПС мне не очень нравится. Кое-что требует доработки. Вообще, заказные материалы я не печатаю, даже за деньги.

- Вы принципиально против реформирования армии?

- Дело в том, что замысел всех военных реформ, проводимых у нас в последние годы, сводился только лишь к банальному воровству денег. С этой целью, к примеру, слили воедино космические и стратегические ракетные войска. Заранее спланировали, кто сколько украдет, какая собственность будет приватизирована. Такие реформы не могут привести к повышению боеспособности частей и соединений по определению. Свежий пример – события в Назрани. Как ни пытается власть убедить нас, что все под контролем, ситуация с российскими Вооруженными силами остается катастрофической. Никакой военной реформы там не было в помине.

- А что было на самом деле?

- В Назрани была хорошо проведенная партизанско-спецназовская операция. Противник начал ее в 10.30 вечера, закончил в 4 утра, ушел. Наши появились там с рассветом. Начали более-менее действовать к полудню. Ночью ведь мы воевать не умеем. У солдат нет приборов ночного видения, нет ночных вертолетов, систем артиллерии, которые стреляют по координатам «Джи Пи Эс», а не по квадратам. Все, что нам остается – это развернуть очередной полк в Ингушетии или еще где-нибудь и ждать повторного нападения.

- Неужели так сложно навести порядок хотя бы в «горячих точках»?

- Наверное, что-то сделать можно. Но беда в том, что руководство страны находится в информационной блокаде и реально не представляет, что происходит в той же Чечне. После убийства Кадырова Путин туда летал и потом на заседании правительства заявил, что Грозный, оказывается, лежит в развалинах, выглядит ужасно. Как будто год назад он был цветущим городом.

Конечно, есть люди во власти понимающие, что наши Вооруженные силы превратились в вооруженный сброд, но открыто говорить об этом они начинают лишь тогда, когда их увольняют.

- Какова реальная статистика потерь в Чечне за последние две кампании?

- Наиболее достоверные цифры были опубликованы в книге «СССР, Россия в локальных войнах XX века». По ней в первой чеченской кампании убито и умерло от ран 5,5 тысячи человек, около 60 тысяч – раненых. По второй кампании реальных цифр нет. Могу дать примерную оценку: более 10 тысяч убитых военнослужащих.

- Не кажется вам, что идея решения чеченской проблемы военным путем себя изжила?

- Разумеется, военные методы всегда должны сочетаться с политическими. Это пытаются сделать сейчас американцы в Ираке. Если бы в Чечне у нас стояла задача установить более-менее вменяемый режим, который не создавал бы угрозу для России и ее граждан, все уже давно разрешилось бы. Но мы ведь пытаемся любыми средствами убедить чеченцев стать добрыми гражданами России. А эта задача практически невыполнима. Переход через Терек в 99-м был чудовищной ошибкой Анатолия Квашнина и его команды. Это признают все. Но обратного хода, увы, теперь нет. Надо продолжать буксовать вперед.

- Павел Евгеньевич, многих юношей и их родителей по-прежнему тревожит главный вопрос: откажутся ли наши военные от всеобщего призыва? Ведь уже столько лет идут разговоры о контрактной армии.

- От призыва Минобороны отказываться не желает. Считается, что со вчерашними школьниками гораздо проще иметь дело. Они не знают, что такое смерть, они привыкли подчиняться старшим – учителям, родителям, они выполнят любой идиотский приказ в отличие от бывалых контрактников. Призывники обходятся министерству дешевле и, простите, являются идеальным пушечным мясом. Наши военные в Генштабе не дураки. Они прекрасно знают, что переход на контрактную систему требует усилий: нужно воспитывать качественно новых сержантов, солдат, нужно менять дисциплину. А что на деле? В псковской дивизии, когда идет выплата контрактных зарплат, весь город прячется. «Добровольцы» несколько дней гуляют. Когда все пропьют, возвращаются в казарму, на бесплатную кормежку. Думаю, такая ситуация создается нарочно, чтобы от призыва нельзя было отказаться.

- Но ведь количество выпускников школ с каждым годом уменьшается. Скоро страна окажется на дне демографической ямы. О чем думают военные?

- Разумеется, не о призывниках. А о том, например, как сократить число отсрочек или изменить критерии по здоровью. Сейчас около 40 процентов юношей получают отсрочку по медицинским показателям. А если с медкомиссиями не удалось договориться, то родители платят за поступление в вуз. Поверьте, это огромные деньги – по некоторым данным, до 5 миллиардов долларов в год! Но в Генштабе надеются, что в армию скоро можно будет забирать и студентов! Не позавидую тогда нашей системе образования, которая в основном держится на взятках.

- Ну, не только преподаватели грешат. Российские военные суды выявили немало взяточников в погонах, в том числе и в Липецкой области. Может, разумнее заменить взятки официальными взносами? Заплати, скажем, 100 тысяч, и пусть за тебя послужит другой.

- Думаю, законодательно провести такую идею невозможно. Хотя в действительности сегодня все формализовано: сдаешь военный билет и деньги – получаешь билет уже с отпечатанной отсрочкой.

- Павел Евгеньевич, все-таки позвольте вернуться к проблемам журналистики. Вам не кажется, что в условиях неразглашения источника нашего брата легко использовать в качестве дезинформатора?

- Риск, безусловно, есть. Даже меня использовали втемную. В результате был большой международный скандал. Через меня «слили» информацию, что наши зенитные ракетные комплексы уже завезены на Кипр и на Крит. А на самом деле их не завезли. Послы Турции и Греции из-за меня не спали полночи, все время посылали депеши. Потом все утряслось. Как избежать таких мышеловок? Надо честно писать, что эта информация неточная, о ней мне сообщил источник в таком-то ведомстве. И конечно, желательно все самому перепроверить.

- Были ли вы когда-нибудь объектом повышенного внимания спецслужб? Имею в виду прослушивание, «жучки», взламывания вашего компьютера? Что делать в таких ситуациях?

- Мне рассказывали, как запись моего разговора с одним полковником, который работал в аппарате у Батурина, была положена лично Коржаковым на стол Ельцину. Человека, с которым я разговаривал, потом из аппарата убрали – послали учиться в академию Генштаба. Конечно, прослушка была. Постоянная. Пару раз меня вызывали в Лефортово по поводу публикаций, в которых, по мнению Генштаба, была раскрыта гостайна. Что я делаю в таких ситуациях? Просто иду и говорю, что все, о чем я написал, мне рассказал один наш генерал. Кто он, не скажу, так как по закону о СМИ имею право не говорить. Кроме того, меня нельзя привлечь как обвиняемого, потому что я не подписывал документ о гостайне. Да и классифицировать статью как шпионаж тоже нельзя – ведь она опубликована в газете. Словом, пока мне удавалось оставлять людей в погонах в юридическом тупике, и мы полюбовно расходились. Как будет дальше, не знаю.

- И последний вопрос, касающийся летнего отдыха. Многие были бы не прочь съездить в Абхазию. Какова там ситуация, на ваш взгляд?

- Некоторое время там будет спокойно, поскольку грузинское руководство в первую очередь занялось Осетией как более слабым звеном. Дальше ситуация будет меняться в худшую сторону. Саакашвили пользуется поддержкой части населения республики, и у него сильные позиции в Москве. Грузия сейчас более свободная страна, чем Россия. Вероятно, это делает ее привлекательной для некоторых жителей Абхазии. Ведь местный режим – не подарок. Экономическая ситуация там довольно плохая. А для России важнее всего, чтобы там была стабильность. Поэтому, на мой взгляд, присоединение к России в принципе невозможно. Установить в Абхазии порядок без применения военной силы – вот интересы политической верхушки. И, скорее всего, происходить это будет по боснийскому варианту: либо контрольное разделение, либо на две республики. Словом, проблема вполне решаема. Хорошо, если бы Москва разъяснила местному населению все нюансы, а они сами бы думали, как им жить дальше.  

Наталья СИЗОВА, Липецк «МГ» («Металлург») 13.08.2004