Владимир МИЛОВ, руководитель исследовательской группы Фонда "Центр стратегических разработок".

Проблемы, с которыми сталкивается сегодня энергетика России, представляют реальную угрозу для экономического развития страны. Но не только. На самом деле это проблемы, которые непосредственным образом сказываются на качестве нашей жизни.

Первая проблема. Как обеспечить экономику энергией так, чтобы энергии хватило, и экономика была конкурентоспособной?

По показателю эффективности использования энергии Россия кратно отстает не только от развитых, но что самое неприятное, от наших непосредственных конкурентов в борьбе за мировой капитал - от развивающихся, точнее, постсоветских стран, которые за последние 15 лет особенно не продвинулись в повышении энергоэффективности. На производство единицы добавленной стоимости России нужно потратить в несколько раз больше энергоресурсов, чем в других странах. Это качественная характеристика, которая не меняется в течение длительного времени и свидетельствует о том, что рост нашей экономики происходит с огромными ограничениями. Условно говоря, экономический рост будет генерировать все новые и новые потребности в энергии, удовлетворять которые с каждым годом будет все сложнее.

В течение переходного периода энергоемкость российской экономики существенно не изменилась. Между тем в других странах она довольно заметно снизилась. В странах, которые пережили серьезные энергетические кризисы и последующие реформы, а также в странах, которые стали новыми членами ЕС, энергоемкость снизилась от 20 до 50 процентов. Это существенный результат. И говорит он, в первую очередь, о структурных изменениях в экономике, а именно: выросла другая экономика, которая генерирует существенно меньшие потребности в энергии, чем экономика советская.

Почему же в России до сих пор высокая энергоемкость? В нашей стране не происходило модернизации производств основных энергопотребляющих. Не секрет, что на основных предприятиях крупных отраслей (металлургия, химия) удельное физическое потребление энергии на единицу выпуска продукции примерно в полтора-два раза выше, чем на аналогичных производствах в других странах. Это прямое следствие того, что с начала 80-х годов компании многих стран Запада из-за всплеска цен на нефть начали вкладывать средства в повышение энергоэффективности оборудования и производственных технологий. В итоге уже в 80-е основные мировые экономики перешли на энергоэффективные рельсы. Россия спала спокойно...

Еще один важный момент: наши СНИПы и требования к проектированию и строительству зданий отстают от западных норм, в которых требования к изоляции и энергоэффективности жилых и промышленных сооружений очень высокие. В России же в этом смысле практически ничего не изменилось с советских времен.

Из-за высокой энергоемкости (и даже с учетом некоторого ее снижения за последние три года) для того, чтобы удовлетворять потребности экономики в энергии нам придется создавать еще одну нефтяную отрасль. Либо сокращать экспорт. Тот самый экспорт, который нам приносит доходы в бюджет. И это оптимистический сценарий.

Есть еще один вариант - повысить цены на энергию, что, по мнению многих специалистов, заставит потребителей экономить энергоресурсы. Но это, на мой взгляд, поверхностный подход к решению проблемы. Цены, скажем, на электроэнергию можно решением государства (у него контрольный пакет акций РАО "ЕЭС России") сделать высокими хоть завтра. Проблема не в этом.

Проблема в том, что в России в сфере внутренних энергетических рынков, в сфере потребления энергии экономикой не существует рыночной среды, которая была бы способна вырабатывать и подавать адекватные сигналы, как для производителей, так и для потребителей энергоресурсов. Адекватные сигналы для производителей - это такие сигналы, которые позволят реагировать на спрос и инвестировать в те рыночные ниши, которые связаны с ростом спроса и ростом объемов продаж. Потребители, в свою очередь, если они развиваются, увеличивают потребление энергии, должны получать адекватный сигнал о возможности доступа к новым присоединениям и, соответственно, иметь возможность на открытой основе такие подключения совершать. Но, с другой стороны, зная, что цены будут рыночными и высокими, если спрос будет опережать предложение, у потребителей не будет резона вести себя так же иждивенчески, как они делают это сегодня, зная, что государство, скорее всего, продолжит сохранять низкие цены на энергоресурсы. Понятно, что если будет рынок, который ситуацию дефицита четко трансформирует в сигналы высоких цен, то потребители не будут экономить на инвестициях в повышение энергоэффективности. (Я имею в виду, прежде всего, наши крупные промышленные группы, которые располагают огромными инвестиционными возможностями для модернизации производства, но, тем не менее, этого не делают).

Уровень качества российской нефтепереработки отстает от требований современных топливных рынков и современных двигателей на 30-40 лет.

Один из примеров того, как плохо живет энергетический сектор, не имеющий сигналов, - это электроэнергетика, которая не имеет доступа к рыночному финансированию капитальных вложений. В отличие, например, от нефтяного сектора, который может себе позволить от 8 до 10 миллиардов долларов в год капитальных инвестиций, электроэнергетика в основном прозябает на собственных деньгах и централизованном финансировании. Доля таких источников финансирования, как банковские кредиты и эмиссия акций, составляет ничтожно малую долю в структуре финансирования инвестиций в генерирующие мощности. В результате в абсолютном вложении денег мало, нет ответственности перед инвесторами. Кроме того, централизованная модель привлечения инвестиционных средств не обеспечивает адекватных требований к качеству проектов.

В результате возникает ситуация, которую в свое время прогнозировал Анатолий Чубайс: придет момент, когда доступные энергетические мощности сравняются с имеющимися, не будет предложения новых мощностей - наступит тотальный энергетический кризис. (Предложение мощностей оценивается по парковому ресурсу оборудования. А парковый ресурс - это такая вещь: он может закончиться, и ничего не сломается, но сколько оно еще проработает, этого никто не знает...)

Сегодня электроэнергетика находится в ситуации, когда риск выхода из строя оборудования после окончания паркового ресурса, кратно повышается. Это не значит, что завтра электричество кончится. Но это значит, что аварии на объектах электроэнергетики будут следовать одна за другой...

Однако, несмотря на отдельные просчеты, в электроэнергетике существуют базовые основы порядка. Кроме того, председатель РАО "ЕЭС России" А. Чубайс затеял в энергетике массу очень правильных, системных процессов, которые увязаны в стратегическую логику и ориентированы на долгосрочную перспективу.

Есть в российской энергетике проблема, гораздо более тяжелая, чем электричество. Я имею в виду газовый сектор, где ситуация, на мой взгляд, катастрофическая.

Сегодня основной объем газа - почти 350 миллиардов кубометров в год из 630, которые Россия добывает, дают три крупнейших месторождения - Ямбургское, Уренгойское и Медвежье, которые разрабатывает Газпром.

Но это старые месторождения, они объективно находятся в стадии затухающей добычи. Самое крупное падение - на Уренгойском месторождении, где в прошлом году добыча упала более чем на 15 процентов. При этом внутренний спрос на газ растет довольно быстро: начиная с 2002 года - более четырех процентов в год. Повышение спроса связано с переходом экономики от восстановительного к инвестиционному росту. Но газовые месторождения, повторяю, выбывают, а заместить их особенно нечем. В результате наблюдается следующее: разрыв между поставками газа со стороны Газпрома и спрос внутреннего рынка доходит до очень существенных величин.

Но самое интересное, что при этом Газпром увеличивает экспортные поставки, сокращая поставки на внутренний рынок. Популярное объяснение: дескать, на внутренний рынок работать не выгодно, потому что цены низкие, так что ориентир на внешний рынок вполне естественен. Но такое экономическое поведение было бы действительно естественным, если бы Газпром не имел специальных преференций на внутреннем рынке. Ведь в России законодательно установлена преференция о газоснабжении, что фактически легализует монополию Газпрома. За компанией закреплены волюнтаристские распоряжения базовой инфраструктурой газового рынка, в первую очередь, газотранспортной системой. Они фактически ограничивают государство в возможностях вмешиваться в деятельность Газпрома. Причиной, по которой такие преференции были введены, считается как бы обеспечение ответственности Газпрома за надежное газоснабжение российских потребителей. По логике рационального рыночного поведения, компания, которая имеет специальный статус, специальные возможности, специальные преференции должна учитывать интересы внутреннего рынка, а не просто вести себя как она хочет.

На самом деле за наращиванием экспортных поставок Газпром скрывает серьезную проблему с газодобычей, которая не позволяет отвечать на растущий внутренний спрос. Сейчас не принято об этом говорить, потому что топ-менеджмент Газпрома дружит с российским президентом.

Когда читаешь прессу, такое ощущение, что на самом деле есть всего три проблемы у российского газового сектора. Первая - как слиться с Роснефтью и либерализовать рынок акций; вторая - как построить северо-европейский газопровод; третья - как легализовать цены для промышленных потребителей.

Но никто не говорит о том, что если просто посчитать элементарный газовый баланс России на 2010 год, мы оказываемся в глубоком дефиците газа, что ударит в целом по экономическому росту. Ведь он по своей структуре и своему характеру связан именно с ростом потребления газа.

Впрочем, в самом Газпроме признают, что, начиная с 2008 года, компенсировать падающую добычу на основных месторождениях будет нечем.

Вот такая неприятная картина, которая гораздо хуже той, что в электроэнергетике, где все-таки есть некоторый избыток и запас мощностей, а у газовиков избытка нет. У них есть огромное количество ресурсов, но они в земле и не разрабатываются.

Налицо системная проблема: централизованная монополия, да еще и находящаяся под протекцией государства, не в состоянии адекватно реагировать на сигналы рынка.

Что делать в этой ситуации? Либерализовать энергетические рынки. А это значит - не только и столько отпустить цены, а создать адекватную рыночную конкурентную среду, которая, с одной стороны, мотивировала бы инвестиционный интерес тех, кто занимается производством энергоресурсов, с другой стороны - адекватное и энергоэффективное поведение потребителей.

Либерализация требует создания серии экономических агентов, которые были бы достаточно независимы друг от друга, потому что в монопольной среде она не имеет смысла. Монополия, даже освобожденная по ценам, скорее всего не будет адекватно реагировать на сигналы рынка, а продолжить реализовывать свою инвестиционную стратегию развития. И в этой ситуации та модель либерализации, которую предложил на следующий год Газпром, а именно: освободить цены, она не имеет никакого экономического смысла, кроме очередного подарка Газпрому.

Что касается реформы в газовом секторе. Я являюсь одним из главных авторов концепции развития газового рынка, которая была предложена Министерством экономического развития два с половиной года назад. Предполагалась рыночная реструктуризация Газпрома. Проблема с этой концепцией заключается в том, что она не имела даже серьезного публичного обсуждения. В дело вмешался президент, который сказал, что мы Газпром делить не будем, поэтому придумывайте что-нибудь другое. То есть на рациональную экономическую логику был наложен запрет. Но другой логики так никто и не предложил.

Несколько слов о том, что происходит в отношениях энергетического бизнеса и государства.

В отличие от распространенного представления, в энергетическом секторе либерализация, которая началась в 92-м году, так и не произошла. В отличие от всей другой экономики. Энергетические ресурсы практически полностью были включены в список сфер экономики, где регулирование сохраняется. Но, тем не менее, сегодня 80 процентов конечного потребления энергии производится по регулируемым ценам, то есть на самом деле часть энергетического сектора была либерализована и приватизирована. Сегодня мы наблюдали феноменальные позитивные результаты, которые отчетливо контрастируют с результатами работы государственных секторов экономики, где нет никакого роста, низкая эффективность, непонятные инвестиционные перспективы.

Явный позитив в угольной промышленности. Несмотря на драматическое сокращение бюджетных дотаций, фактически за 10 лет угольный сектор был превращен полностью в бездотационный. Те дотации, которые сегодня поступают из бюджета, связаны не с поддержкой активных производств, а в основном с окончанием процесса реструктуризации, закрытием неэффективных шахт. Когда произошло основное снижение государственных дотаций и приватизация, начался довольно бурный рост добычи угля. Другой вопрос, что в 2002-м году произошел тяжелейший кризис перепроизводства, рынок оказался не готов брать столько угля. Тем не менее, угольные компании показали, что они в состоянии адаптироваться в ситуации, и сегодня рост добычи восстановлен и набирает хорошие темпы.

О маленьком экономическом чуде, которое сделали маленькие российские нефтяные компании. В 2000 году лучшие эксперты считали, что при самом удачном сценарии развития событий объем добычи нефти в России до 2020 года может достичь 370 млн. тонн в год. Как известно, уровень добычи нефти в прошлом году уже достиг 460 млн. тонн в год. И это заслуга приватизированных нефтяных компаний. Разница между результатами, достигнутыми частными и государственными компаниями в 2001-2004 годах, просто фантастическая. Совершенно очевидно, что именно те компании, которые находились в частной собственности, и обеспечили основной прирост добычи. А там, где были госкомпании, там наблюдалась стагнация.

Похожая ситуация и в газовом секторе. Газпром, несмотря на вывод на проектную мощность Заполярного месторождения, несмотря на захват некоторых компаний, которые раньше принадлежали независимым инвесторам, до сих пор не вышел на уровень 1999-го года. Между тем независимые производители газа за шесть лет удвоили добычу. Хотя лучшие газпромовские аналитики и топ-менеджеры мне лично в 99-м и в 2000-м годах говорили, что независимые компании никогда не добудут 80 млрд. кубометров газа в год, в лучшем случае это произойдет к 2015 году. А частники, которые не имеют ни монополии на трубу, ни государственной поддержки, которые вынуждены разрабатывать месторождения с нуля, которые не имеют доступа к экспорту, в прошлом году добыли 90 млрд. кубометров газа. Они работают только на внутренний рынок, где, как принято считать, низкие цены, и выдают 30-35 процентов рентабельности продаж.

Но, несмотря на все эти очевидные вещи, мы наблюдаем признаки централизации управления в энергетике, нефти, газе. В результате вмешательства государства остановился, к примеру, рост среднесуточной добычи нефти. В декабре, январе, феврале правительственные чиновники говорили: это сезонный спад. Но о какой сезонности речь, если рост нефтедобычи ориентирован, в основном, на экспорт, а мировой спрос растет вне сезона? По апрельским-майским данным видно, что рост добычи нефти прекратился. Нельзя говорить, что это является следствием одной причины - делом ЮКОС. Происходит системный административный передел отрасли. Здесь четыре причины указаны. Причем, административный передел той структуры нефтяного сектора, который сложился в компаниях, которые в нем есть. Как следствие -фактор неопределенности, какие инвестиционные решения принимать на среднесрочную перспективу, как дальше нефтяному сектору развиваться.

Смотрите, такие компании как "Сибнефть" и "Сургутнефтегаз", очевидно, ждут смены собственника.

Есть еще одна компания, "Роснефть". Она довольно агрессивно себя ведет с точки зрения захвата окружающих ресурсов, но понятно, что и ее будущее совершенно не определено. Три года назад я работал в Минэнерго, курировал вопросы приватизации и управления собственностью. Тогда еще открыто обсуждался вопрос приватизации "Роснефти" на открытом рынке. Я был одним из сторонников этого процесса. Прошло три года, и уже сто раз поменялось представление о том, куда движется "Роснефть" стратегически и что с ней будет. В компании ситуация сильно ухудшилась за это время, как и в Газпроме. "Роснефть" набрала длинных обязательств под очень длинные проекты, которые плохо покрывались ее выручкой от текущей деятельности, пока она не захватила "Юганск-нефтегаз". То есть, что будет с "Роснефтью", тоже непонятно.

Плоский налог на добычу полезных ископаемых очень сильно ударил по таким компаниям, как "ТАТ-нефть", "Блаш-нефть" и по малым нефтяным компаниям, которые стали терять конкурентоспособность. Условно говоря. Я только Лукойл не назвал, потому что у него пока все хорошо. Хотя Лукойл тоже вынужден сдерживать развитие добычи в Тимано-Печорском регионе просто потому, что он два с лишним года ждал решения по мурманскому терминалу. Это значит, что фактически в компании на 3-4 года сдвинулся весь инвестиционный цикл по Тиман-Печоре.

Идет огромный отток капитала из нефтяного сектора. Компании, не имея понятия, что с ними будет завтра, конечно, инвестируют заработанное, в первую очередь, за рубежом.

Проблемы сферы производства нефтепродуктов. Собирается куча совещаний, на которых чиновники думают, что делать с ценами на бензин. Но, на мой взгляд, допускают ошибку, рассматривая проблему исключительно в ракурсе реализации нефтепродуктов на АЗС. Сектор переработки и сбыта - это единый рынок, и нужно смотреть в комплексе, что там происходит. А происходит следующее: модернизации российской нефтепереработки нет как нет. За что следует ругать наши нефтяные компании, так это за то, что в России нет вертикально интегрированных нефтяных компаний. Есть в чистом виде добывающие компании, которые заинтересованы в первую очередь в том, чтобы добывать больше сырой нефти и вывозить ее за границу. За все эти десять лет, пока они существовали как самостоятельные компании, частные, они палец о палец не ударили для того, чтобы модернизировать российскую нефтепереработку.

И это имеет непосредственное отношение к рынку бензина. Все, что страна способна произвести, - это максимум 30 млн. тонн. При том, что есть еще такая проблема, как поддержка нашего домашнего автопрома. Не секрет, что в полтора-два раза только паспортный расход топлива на сто километров пробега у автомобилей с сопоставимыми объемами двигателей, выше у наших совето-мобилей - всяких волг, жигулей и, особенно, у грузовых автомобилей. Ежегодно мы тратим порядка 15 млн. тонн нефти просто зря. Подводит и качество бензина. Но если нефтепереработка будет модернизирована, увеличится предложение нефтепродуктов, исчезнет напряженность на бензиновом рынке.

Что касается негативного влияния рынка нефтепродуктов на экономику. Цены на бензин, самые чувствительные с точки зрения непосредственного влияния на потребительские цены и на потребительскую корзину, росли всегда быстрее инфляции. Причем, последние годы еще быстрее. Есть два исключения - 98-й и 2001-й годы, когда были отраслевые кризисы перепроизводства.

Что надо делать, чтобы этих проблем избежать? Нужно проводить комплексную политику, которая связана с развитием топливного рынка в России. У нас испугались "Евро-2" вводить. На самом деле нам нужно сегодня говорить о "Евро-3" и "Евро-4". Это требование, которое будет стимулировать спрос на качественные нефтепродукты и стимулировать компании вкладывать деньги в модернизацию нефтезаводов. Тот же Лукойл говорит: мы, как дураки, вложили деньги в модернизацию Пермского нефтезавода, мы сможем там производить бензин, соответствующий "Евро-3". И кому он нужен у нас в стране? Нет обязательных стандартов для двигателей, соответственно спрос на "Евро-3" и на качественный бензин будет экзотикой.

Еще одна проблема. Это экспортные пошлины на нефтепродукты. Их фискальный эффект минимален. Но, тем не менее, компании, зная что они могут не найти спроса на дополнительный нефтепродукт - та же история с Лукойлом и пермским заводом, - боятся вкладывать деньги, потому что знают: все, что они не смогут продать на рынке и вынуждены будут экспортировать, фактически принесет им нулевую рентабельность. Экспортные пошлины на нефтепродукты необходимо было отменять еще вчера.

У нас есть теоретики в Минфине, которые пишут статьи в газетах, что акцизы на топливо не могут иметь регулирующую роль. Но во всем мире они имеют регулирующую роль: на более качественное топливо налоги всегда ниже, чем на менее качественное. У нас на бензин с октановым числом меньше 80 применяется нулевая ставка акциза, а на более высокооктановые бензины ставка акциза выше. Такая дифференциация не имеет ни малейшего экономического смысла.

России досталось от Советского Союза наследство - монопольная структура розничного сбыта, которая за время существования России как независимого государства, еще хуже национализировалась. Появились местные власти, которые заключили неформальные (в подавляющем большинстве случаев, а в некоторых случаях - и формальные) соглашения с трейдовыми нефтепродуктами. Часть из этих трейдеров представляет крупные нефтяные компании, часть никого не представляет, а иногда представляет и сами региональные власти. Целью их является поддержание высоких барьеров входа на рынок и фактическое удержание собственной монополии по торговле нефтепродуктами.

В результате - уровень налогообложения, существенно ниже в структуре цены на нефтепродукты, чем в других странах. А что существенно выше? Это розничная маржа реализации. И рост цен, которые называют сезонным иногда, на самом деле неправда. Потому что сезонность означает, что если в сезон выросла цена, то потом она должна упасть. У нас этого не происходит. Наши торговцы и ассоциации очень внимательно проводят мониторинг общественного мнения в поисках факторов, которыми удобно объяснить повышение цен, особенно на пике спроса.

На самом деле колебания цен, если проследить ситуацию в динамике, связаны в первую очередь с колебаниями розничной маржи, которая образуется благодаря отсутствию конкуренции и высоким барьерам входа на региональные рынки. Попробуйте в такой ситуации построить свою собственную АЗС и продавать бензин по более низким ценам.

Между тем, учитывая факт, что у нефтяных компаний сегодня появляется реальный интерес к развитию внутреннего рынка, нужно симулировать строительство ими большего числа АЗС не по принципу приватизации регионов, а по принципу достаточно открытого вхождения на рынок, в том числе с участием международных компаний. Как только в России в нефтяном секторе появятся иностранцы, у нас сразу появится конкуренция. Пока иностранцев нет, и государство считает, что оно что-то защищает, не пуская их сюда, у нас так и будет все поделено - картельно согласованно.

В чем нуждается розничный рынок? В ликвидации барьеров входа при жесткой политике, в том числе с использованием возможностей силовых органов, поскольку многое связано с криминальными действиями в первую очередь региональных и местных властей, которые фактически монополизировали топливные рынки и противодействуют попыткам открывать новые АЗС и торговать бензином по заводским ценам.

Кроме того, если мы добьемся того, что в стране будет происходить серьезная модернизация нефтепереработки, к которой нефтяные компании готовы, им просто нужна помощь в виде соответствующей экономической политики, им выгодно будет развивать розничную сеть.

Милов Владимир Станиславович.

Родился 18 июня 1972 года в г. Кемерово.

В 1994 г. окончил электромеханический факультет Московского государственного горного университета. По окончании МГГУ работал на предприятиях угольного и нефтяного сектора, с 1997 г. - в Федеральной энергетической комиссии Российской Федерации.

С января 1999 г. по март 2001 г. - начальник управления экономического анализа Федеральной энергетической комиссии Российской Федерации.

В 2001 году перешел на работу в Центр стратегических разработок, где руководил проектами по разработке энергетического законодательства. Этой группой были разработаны доклад Минэкономразвития Правительству о концепции создания в России единого органа тарифного регулирования и первые версии проекта федерального закона "Об электроэнергетике", в редакции, близкой к внесенной Правительством России в Государственную думу.

С декабря 2001 г. - советник Министра энергетики Российской Федерации.

В мае-октябре 2002 г. - заместитель Министра энергетики Российской Федерации, в этом качестве руководил проектом разработки Энергетической стратегии России на период до 2020 года.

В ноябре 2002 г. возглавил независимый исследовательский фонд "Институт стратегического развития ТЭК" (с ноября 2003 г. - "Институт энергетической политики"). В июне 2004 года Владимир Милов по совместительству возглавил исследовательскую группу по энергетике и транспорту в Центре стратегических разработок. К самым известным проектам группы относится разработанный недавно проект нового законодательства "О недрах", опубликованный на сайте Центра стратегических разработок.

Эксперт комитета по стратегии и реформированию при Совете директоров РАО "ЕЭС России".

Участник разработки проекта Транспортной стратегии России. Автор серии концептуальных докладов по проблемам энергетической политики в России, анализу состояния нефтяного, газового, электроэнергетического секторов экономики России, десятков публикаций в российской прессе.

При поддержке Клуба региональной журналистики Фонда "Открытая Россия".

  

Елена МУХОПАД, г. Кемерово. Газета "Наша газета", № 30, 24 июня 2005 г.