ВРЕЗ «К началу 1990-х мы приходим к тому, что валютных кредитов уже не дают, а политических еще нет в силу определенных обстоятельств. Между тем, у нас начинают расти просроченные платежи. Т.е. мы продолжаем закупать массу вещей, без которых жить не можем. На этом фоне иностранные фирмы прекращают поставки в Советский Союз. И власть начинает понимать, что ситуация полностью выходит из-под контроля. В официальных документах все чаще проскальзывает даже не слово «кризис» или «острый кризис», а - «катастрофа».

На минувшей неделе в Москве прошла конференция «Россия 2017 года: через 100 лет после революции и 25 лет со времен начала либеральных реформ». На ней директор «Института экономики переходного периода» Егор Гайдар представил свою новую книгу «Гибель империи». В ней он и попытался проанализировать те исторические события, те ошибки, совершенные еще Советским Союзом, которые привели Россию сегодняшнюю к сложившейся ситуации. Выдержки из выступления Егора Гайдара мы публикуем в сегодняшнем номере.

- Я решил написать эту книгу под влияние двух обстоятельств, - заявил Гайдар. – Первое. В последнее время все громче звучат аплодисменты при словах «Советский Союз». Советский Союз сегодня, если послушать основные аналитические или информационные передачи, это было здорово, это было очень хорошо. А, как известно, распад союза – это величайшая геополитическая катастрофа 20 века. Второе. Цены на нефть в прошлом году, конечно, еще не приблизились к пику Брежневского периода, но уже стали аномально высокими.

Чем людей кормить?

- В середине 80-х годов большинство аналитиков были убеждены, что советская экономика, разумеется, неэффективна, имеет устойчивую тенденцию к падению темпов экономического роста, остановить которые не удастся, но нет ничего такого, что предвещало бы ее крах. А через несколько лет советская экономика прекращает свое существование.

Корни произошедшего, как всегда, лежат далеко – в той экономико-политической дискуссии, которая определила пути развития советской экономики 1928-29 годов. Она происходила в то время, когда Советский Союз находился по уровню развития точно там же, где и Китай во время, когда там были начаты реформы Ден Сяо Пин. Они находились на одном уровне по уровню урбанизации, доли сельского хозяйства в экономике страны, уровню ВВП.

И суть дискуссии состояла в следующем: а надо ли покупать хлеб у крестьян за деньги, и, соответственно, платить им рыночную цену и под это подстраивать всю экономическую политику, или можно хлеб можно отобрать силой?

Китай пошел по первому пути, а мы пошли по второму. Ключевым здесь был вопрос: а можно ли в крестьянской стране заставить армию отбирать силой у крестьян хлеб? И не приведет ли это к войне еще раз? Хлеб отобрали. И это имело долгосрочные последствия для всего, что связано с последующим развитием советской экономики.

Мы пережили очень серьезный кризис аграрного производства. Такого феноменального падения факторной продуктивности и такого длинного периода стагнации аграрного производства ни одна крупная страна в XX веке не видела. И к началу 1950-х годов настал глубокий кризис сельского хозяйства.

В 1954 году Никита Хрущев пишет в президиум ЦК записку, где он излагает ключевую проблему экономики этого времени. Суть - у нас перестали расти государственные заготовки зерна, в 1953 году - они меньше, чем были в 1940, и у нас растет городское население. Чем мы собираемся его кормить?

Это вопрос, на который советская власть все последующие десятилетия толком ответить так и не смогла. Тогда все были согласны, что надо наращивать вложения в сельское хозяйство. К середине 1960-х Советский Союз сталкивается с ключевой для себя проблемой. В нем прекращают расти государственные заготовки зерна. А население городов растет. Отсюда государство, которое в свое время было крупнейшим в мире экспортером зерна, становится крупнейшим в мире импортером зерна. И одним из крупнейших в мире импортеров сельхозпродукции.

И тут встал вопрос - а как это все финансировать? Источник финансирования оказался прост. Мы открыли уникальное месторождение нефти в западной Сибири. В итоге, темпы роста добычи нефти в середине 1960-х годов стали в Советском Союзе аномально высокими за весь период существования отрасли. Собственно, за счет этого источника дохода в последующем и обеспечивался и аграрный и машиностроительный импорт.

В то же время, торговля в Советском Союзе в то время была устроена достаточно необычно. Мы не хотели быть зависимыми от Запада, и мы закупали за конвертируемую валюту только то, без чего не могли жить. «Мы закупаем это, потому что жить без этого не можем», - говорит Михаил Горбачев на совещании 22 августа 1986 года. Соответственно, без этих закупок остановится и легкая промышленность, и пищевая, и все остальные.

А дальше мы начинаем осваивать месторождения нефти довольно варварскими способами. Идут длинные дебаты между министерством нефтяной и газовой промышленности, которая говорит ЦК, что так месторождения осваивать нельзя, потому что это создает непредсказуемые риски, и коллегами из ЦК, которые говорят, что надо разрабатывать, иначе зерна не будет.

После этого начинают сокращаться количество вводимых скважин. Приходится вкладывать во много раз больше денег для того, чтобы добывать то же количество нефти. Но на это накладывается еще один фактор. Нефть – это сырьевой товар, колебания цен на который в исторической перспективе крайне велики. Они непредсказуемы и иногда происходят за очень короткий промежуток времени. И, кстати, именно в Брежневскую эпоху, эти колебания у нас достигли пика.

Надо сказать, что советские руководители могли бы понимать риски, связанные с нестабильностью того ресурса, на котором стояла финансовая система страны. Мы не первая страна, которая в своей истории столкнулась с нестабильностью ресурсных доходов. Это тема была хорошо изучена уже в XVII веке на примере Испании.

День скорби по Союзу

Тем, кто скорбит по Советскому Союзу, я могу посоветовать избрать для себя день траура. И день траура - это 13 сентября 1985 года. Это день, когда министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии Имади сказал, что Саудовская Аравия отказывается и дальше продолжать политику сдерживания добычи нефти в стране. И она намерена резко наращивать ее добычу. После этого добыча нефти в Саудовской Аравии выросла в 3,5 раза, а цены на нефть упали примерно в 5 раз.

Мы, помимо всего прочего, совершили и еще одну фундаментальную ошибку. Когда у нас были эти сумасшедшие нефтяные деньги, а доходы в конвертируемой валюте в целом от экспорта нефти выросли почти в 8 раз с 1970 по 1980 годы, мы «залезли» в Афганистан. Помимо общеизвестных последствий той войны, имелось и еще одно, и очень важное. А именно то, что эта война радикально изменила всю геополитическую картину в той области, которая для нас была важна. Потому что наши главные конкуренты на нефтяном рынке – саудиты - решили, что это серьезная угроза для безопасности ближнего востока, что это прелюдия к тому, что мы собираемся силой захватывать их нефтяные месторождения. И они идут к американцам просить защиты. Те, в свою очередь, говорят о ценах на нефть. И они договариваются.

В принципе, падение цен на нефть в 1980-х годах было неизбежно. Но его масштабы! Ведь тогда цены упали в 6 раз всего за несколько месяцев. И это, конечно, интересный факт. Он, как мне кажется, свидетельствует об уровне интеллектуального развития советского руководства. Поставить свою экономику полностью в зависимость от того, когда главный геополитический противник и главный конкурент на твоем основном рынке договорятся, и думать, что после с тобой произойдет - ну для этого, конечно, нужно обладать поразительной интеллектуальной мощью…

После краха нефтяных цен, когда доходы Советского Союза падают примерно на 20 млрд. долларов в год, перед руководством страны встает дилемма: а что можно сделать в этой ситуации? Ведь народ нужно чем-то кормить. В итоге советская власть закрывает на все глаза и принимает твердое решение, что делать ничего не нужно. Встает другой вопрос: откуда возьмется зерно? Ясно откуда. У Советского Союза, конечно, не было никогда крупных валютных резервов, но был хороший кредитный рейтинг. Чем мы и начинаем активно пользоваться.

Мы начинаем привлекать кредитные ресурсы, причем в большинстве своем – краткосрочные, и финансируем на этой основе страну, как будто ничего не произошло. Финансировали таком вот образом Советский Союз год, два, три, а на четвертый задумались. Потому что лимиты кредитования оказались исчерпаны.

В итоге крупнейшие мировые банки отказываются предоставлять кредиты Советскому Союзу даже при условии почти полных гарантий со стороны государства. Руководство Внешэкономбанка информирует правительство, что американские банки даже при 98% гарантии оплаты зерновых кредитов, отказываются их предоставлять, потому что считают риски в 2% слишком высокими, и предлагают советским властям дать 100% гарантию…

К началу 1990-х мы приходим к тому, что валютных кредитов уже не дают, а политических еще нет в силу определенных обстоятельств. Между тем, у нас начинают расти просроченные платежи. Т.е. мы продолжаем закупать массу вещей, без которых жить не можем, а денег уже почти нет. На этом фоне иностранные фирмы прекращают поставки в Советский Союз. Не платите – не поставляем. Не поставляем - у вас разваливается экономика.

И власть начинает понимать, что ситуация полностью выходит из-под контроля. В официальных документах все чаще проскальзывает даже не слово «кризис» или «острый кризис», а «катастрофа».

Важнейшая тема переписки этого времени, как внутри Советского Союза, так внешней, – это гуманитарная помощь. Мы просим прямой гуманитарной помощи, чтобы хоть как-то накормить население. И дальше вопросом становится – а как распределить эту помощь и кому она достанется?

В этой ситуации получается взрывное положение в экономике, взрывное положение в социальной сфере, вы постоянно боитесь того, что в каком-нибудь городе толпа все разнесет, в нее откажутся стрелять, будет революция. При этом у вас очень ограниченные ресурсы применения силы, потому что вы постоянно связаны с переговорами с Западом на получение политических кредитов.

Вот здесь Горбачев оказывается в ловушке и, как кажется со стороны, начинает метаться. Если не брать экономическую и финансовую составляющую, понять, почему он сначала применяет силу, потом заключает союз с Ельциным, потом отказывается от этого союза, потом применяет силу в Прибалтике, потом, соответственно, отказывается от применения силы и заключает новый союз с демократами - можно подумать, что он мечущийся человек, который не знает, что делать. А он находится перед неразрешимой задачей. Сохранить власть, не сохранив империю, нельзя, потому что это не примет союзная элита. Сохранить империю, не применяя насилия, нельзя, потому что она держится на силе. Применить силу и получить политически-мотивированные кредиты невозможно, не получив их - сохранить власть невозможно. Все остальное – затянувшийся эпилог.

В заключении могу сказать лишь одно. Миф о процветающей державе – Советском Союзе, который был злодейски развален, является именно мифом. И вот от того, в какой степени российское общество будет это понимать, от того, насколько оно не позволит себя обмануть, в зависимости от того, в какой степени мы, еще раз не попадемся в ту же самую ловушку ресурсной зависимости от предельно высоких и нестабильных цен на важнейшие экспортные товары – от этого во многом зависит будущее нашей страны, и то, какой она будет в 2017 году.

  

Ксения КАТАЕВА, г. Пермь. Газета «Эхо недели», № 19 (33), 19 июня 2006 г.