История краха советской экономики, который привел к распаду СССР, в известных и малоизвестных фактах рассказана в книге Е. Гайдара «Гибель империи. Уроки для современной России». Самые важные выводы из этой книги Егор ГАЙДАР изложил членам клуба региональной журналистики «Из первых уст». В «ДП» № 20 мы опубликовали первую часть его выступления – о том, как жил СССР до падения цен на нефть на рубеже 1985-86 годов. Сегодня – о то, как реагировало советское руководство.

- Итак, цены упали. Что делать?

Перед советским руководством встает набор альтернатив. Первое, что можно сделать, - отказаться от аграрного импорта. Наше руководство нам рассказывало, как коммунизм строим, а потом говорят: «Ребята, будете есть хлеба, мяса, молока в 2 раза меньше. Мы вам введем карточное снабжение с нормами Второй мировой войны. Или цены повысим в 5 раз». Это полное нарушение контракта власти с народом. Его суть предельно проста: власть сохраняет социальные гарантии и цены, не заставляет слишком напряженно работать, а вы, народ, терпите то, что мы вами управляем, хотя нас никто не выбирал. Мы вас не трогаем, и вы нас не трогайте.

Короткая история всего, что произошло в Советском Союзе, неплохо описывается одной выпиской из материалов Политбюро ЦК КПСС. Она звучит так. «О товарище Засядько. Товарищ Засядько вышел из запоя. Резолюция: Назначить товарища Засядько министром на Украину». Там интеллектуальный уровень был своеобразный. Но, как опасно нарушение этого контракта, очень хорошо показали властям события в Новочеркасске: солдаты отказались стрелять в народ, который протестовал против продовольственных очередей. Власти хорошо понимали, что может быть так, как в Петрограде в 1917 году - и режима не станет через 36 часов. Если это могло быть в Новочеркасске, то может произойти в Москве и Ленинграде. Поэтому решение, чтобы ввести карточную систему с нормой выдачи хлеба 400 грамм на человека в день, оно, конечно, не обсуждалось вообще.

На конфликт с народом советское руководство пойти не могло. Второй вариант - конфликт с элитами. Можно было резко сократить военное производство, все капитальное строительство. Остановить заводы, которые работают на импортных комплектующих. И использовать часть высвобождающихся ресурсов – никель, титан, сталь – для увеличения поставок на мировой рынок.

Но это полный конфликт, во-первых, с элитой, с тем же пленумом ЦК КПСС. Как ты им скажешь, что им капитальных вложений больше не дашь? Выбрав этот путь, Горбачев не имел бы шансов пройти следующий пленум ЦК КПСС, это очевидно. Все это можно делать, когда либо у народа, либо у элиты, либо у элиты и народа есть понимание чрезвычайности происходящего. Если мы и сейчас всего этого не понимаем, представьте себе, как это понять советской элите и советскому народу образца 1985-1986 года?

Еще одно направление - резкое сокращение поддержки вассальных режимов. И, в первую очередь, прекращение поставок нефти и газа по субсидируемым ценам в страны восточноевропейской советской империи и Кубу. Эта тема обсуждалась. Советское руководство пойти по этому пути не решилось. Наша европейская империя была основана на идее, что если надо, мы употребим столько силы, сколько надо, чтобы подавить любое сопротивление. Мы это продемонстрировали в ГДР, в Венгрии, в Чехословакии. В Польше очень сильная «Солидарность» прекрасно понимала в начале 1980-х, что если они попытаются бросить вызов вассальному Советскому Союзу режиму, то действия советского руководства будут определенными.

Но даже активные польские деятели этого периода не знали, что после того, как мы увязли в Афганистане, советское руководство с огромной настороженностью относилось к идее использования советских сил в Восточной Европе. И когда действительно режим в Польше был очень в сложном положении, Ярузельский обращался к советскому руководству с вопросом, собираемся ли мы вести туда войска, он получил от Суслова абсолютно однозначный ответ: ни при каких обстоятельствах мы этого делать не будем. Увязнув в Афганистане, мы вряд ли готовы открывать «второй фронт». А значит, надо подкармливать вассальные режимы. Иначе они развалятся. Те, кто постарше, помнят, как вывод ракет с Кубы ударил по авторитету Хрущева, и был одним из важнейших факторов его политического краха. А тут взять и отдать на ровном месте все завоевания Второй мировой войны! Да вы что?

И тогда советское руководство принимает решение очень, я бы сказал, ответственное, сильное. Закрыть глаза и ничего не делать.

Но это значит начать бурно брать кредиты для того, чтобы сохранять существующие объемы закупок. Это Советский Союз и начинает делать с 1985 года.

Мы начинаем бурно наращивать заимствования. У Советского Союза в это время прекрасная кредитная репутация. Поэтому на 1985-1986 год у Советского Союза возможности коммерческих заимствований просто не ограничены. В это время и возникает основное тело того долга, которое потом составило 110 млрд. долларов на момент краха Советского Союза.

Но в конце 1988 года – начале 1989 года советское правительство получает набор секретных донесений от Внешэкономбанка, суть которых состоит в том, что нам перестают давать в долг. Банкиры говорят, что лимиты кредитования на Советский Союз исчерпаны.

К концу 1988 – началу 1989 года советским властям становится ясно: либо произойдет полная и окончательная катастрофа, либо надо договариваться с ведущими государствами Запада. В 1985 году идея, что мы сможем обменять внешнеполитические уступки на политически мотивированные кредиты, не могла привидеться советскому руководству и в кошмарном сне. А к 1989 году это становится важнейшей темой в обсуждении на высшем уровне между советскими лидерами и лидерами Запада. Просто ясно, что иначе кранты. И если тебе нужны кредиты, так ты тогда играй по принятым среди тех, у кого хочешь попросить денег, правилам. Одно из этих правил, потому что мы имеем дело с демократическими режимами, это то, что ты должен учитывать реакцию общественного мнения.

К концу 1988 года советскому руководству становится ясно, что мы не можем себе позволить никакие интервенции в Восточной Европе. К началу 1989 года это становится очевидно для восточноевропейских элит. Как только общество понимает, что советские войска не придут, все эти режимы в течение 11 месяцев начинают рушиться, как карточные домики. Представления Запада о том, как полагается себя вести, если хочешь денег, не ограничивается Восточной Европой. Представление о том, что своих граждан лопатками бить по голове нехорошо, широко распространено в мире. Суть стабильности режима – в том, что и народ, и элита готовы к тому, что режим прольет столько крови, сколько надо, чтобы удержаться у власти. Как только общество понимает, что он не способен это сделать, режим разваливается.

Многие думают, что колеблющаяся политика Горбачева конца 80-х связана с тем, что он слабый, такой неуверенный. А у него область допустимого значения нулевая. Сохранить империю, не применяя силу, нельзя. Применяя силу, получить политически мотивированные кредиты нельзя. Не получив политически мотивированных кредитов, сохранить режим нельзя. Точка.

С этого времени судьба режима решена. Прекращаются поставки хлеба, медикаментов. Усиливается кризис в нефтяной отрасли, за счет которой экономика как-то функционирует.

Один документ я вам процитирую. Это стенограмма совещания у Рыжкова, председателя Совета министров, от 17 сентября 1990 года. Маслюков, председатель Госплана: «Мы понимаем, что единственный источник валюты, это, конечно, нефтяной источник. У меня такое предчувствие, что если мы сейчас не примем все необходимые решения, то мы следующий год можем провести так, как нам и не снилось. Это все нас подведет к самому настоящему краху. Не только нас, но и всю нашу систему». Рыжков: «Я вижу: не будет нефти, не будет экономики страны».

Экономика входит в режим совершенно свободного падения.

Обычно говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но не всегда. Инициаторы августовского переворота видели приближающийся крах, конечно. Им казалось, что это из-за слабости Горбачева. Но следующие три дня блестяще показали, что все это из-за того, как люди оценивают сложившуюся ситуацию.

Опросы ВЦИОМ показывали, как оценивали россияне по состоянию на лето 1991 года положение в стране. «Катастрофическое». Люди боятся голода и паралича систем жизнеобеспечения. Когда, люди думают, страна сможет выйти из кризиса? Примерно половина опрошенных: не раньше 2000 года. Вторая половина: никогда.

Валентин Сергеевич Павлов, который в экономическом положении Советского Союза понимал больше, чем другие участники ГКЧП, напился до такой степени, что впал в глубокий гипертонический криз. Я думаю, он хорошо понимал политэкономию краха этой попытки переворота. Допустим, вы передавили танками столько людей, сколько нужно было. А что, после этого валюта появилась? Появилось зерно? Или нам кто-нибудь даст 100 млрд. политически мотивированных кредитов?

На самом деле, ясно было, что режиму придется идти на страшно болезненные меры. Причем идти режиму нелегитимному, непопулярному.

С этого времени история Советского Союза закончена.

  

Анна СТЕПНОВА, г. Волгоград. Газета «Деловое Поволжье», № 21, 05 июня 2006 г.