«Пациент скорее жив, чем мертв», - так утверждает относительно нанотехнологий Леонид МЕЛАМЕД, генеральный директор государственной корпорации «Российская корпорация нанотехнологий».

Нано – достаточно широко

«Когда мне еще только предложили этим заниматься, моя первая мысль, как у всех здравомыслящих людей, была, что это, наверное, очередная «разводка» ученых», - рассказал он на очередном летнем заседании «Клуба региональной журналистики». Важным свидетельством того, что на предложенную должность надо соглашаться для Леонида Борисовича было то, что государство вкладывает в эту тему большие деньги. Развитые страны тоже вкладывают в нанотехнологии миллиарды долларов, причем, начали это делать достаточно давно. То же самое в последние годы стали делать частные корпорации. Совокупное вложение частных корпорации в Америке намного превосходят сегодня вложения правительства в соответствующие исследования в этой области. И в России ситуация с нанотехнологиями стремительно меняется.

Примерно 5 млрд. долл. - средства, которые правительство внесло в качестве имущественного вклада в государственную корпорацию «Российская корпорация нанотехнологий». Деньги очень большие. Естественно, задача правительства, задача наша попытаться ими распорядиться по-умному, потому что по-глупому мы распоряжаться уже умеем. Это известно из истории.

Одна из важнейших задач на нынешнем этапе жизни госкорпорации и развития темы под названием «Российская поддержка инноваций в общем, и нанотехнологий в частности», - донесение ее актуальности до широкой публики. И, прежде всего, до отечественных бизнес-структур. Появились инструменты серьезной поддержки инноваций. Пусть пока в виде достаточно узкой области под названием «нанотехнологии». Очень важно, чтобы бизнес России обратил свое самое пристальное внимание на инновации. Хотя, эту тему нельзя считать совсем узкой.

Итак, начнем самого начала. Нано - это технологии, основанные на эффектах, которые проявляются на уровне нанометров. Физики выяснили, что в промежутке между атомами (десятая часть нанометра) и макроструктурами (обычный мир) существуют атомные структуры – выстроенные в кристаллической решетке либо в виде очень больших органических молекул, которые несут в себе некие уникальные, так называемые квантоворазмерные эффекты. Еще в конце 1950-х годов нобелевский лауреат Фейнман теоретически такую возможность постулировал. Его лекция называлась «Там, внизу, еще много места». Так оно и оказалось.

Он предположил, что на уровне небольшого числа атомов есть совершенно уникальные эффекты, которые открывают возможности для получения широкого класса материалов с уникальными свойствами. Фейнман, предположить-то предположил, но возможности манипулировать отдельными атомами и молекулами на тот период практически не существовало. И вся эта тематика переместилась в практическую область только с момента изобретения соответствующей измерительной техники. А именно: зондовых микроскопов, туннельных микроскопов. Когда появилась возможность «захватить» отдельные атомы, перенести их и поставить в другое место.

В этом плане название «нанотехнологии» не очень точно отражает суть происходящего. Скорее, речь идет о некоем универсальном методе, который может лежать в основе очень широкого класса совершенно различных технологий. Например, от Drug deliver или адресной доставки лекарств в медицине до появления очень широкого класса материалов с уникальными свойствами.

Безграничная комбинаторика решений

Почему сейчас активно многие занимаются нанотехнологиями? Там, внизу, действительно нашлось много места, в том числе и для коллективов ученых и изобретателей. Новый метод позволяет получать совершенно уникальные, невиданные до сих пор свойства, и там очень богатая комбинаторика. Чуть изменил пространственную структуру кристаллической решетки – появились новые свойства. Чуть-чуть еще изменил – еще новые свойства появились. По сути, это более-менее точно отражает научно-техническую сторону вопроса про нанотехнологии. Мы имеем дело не с технологией как с таковой, а с неким универсальным методом. Фактически манипулирование отдельными атомами и молекулами позволяет получить какой-то исходный материал в ничтожных количествах. Так работает универсальный метод

В лидерах в этой области 19 стран, они в целом лидируют в сфере хай-тека во всем мире. Россия пока находится в нижней строке этого списка. Активность нашей страны выражается, в том числе и в создании госкорпорации «Роснанотех». Что позволяет России смотреть с достаточным оптимизмом в будущее. В принципе, создана база для того, чтобы хорошо в этом направлении развиваться.

Как оценивается рынок нанотехнологий как таковых? Несколько месяцев назад мы пригласили в Москву на круглый стол одного из лидеров исследования рынка хай-тека. Это компания «Lux Research». Мы позвали широкий круг разного рода «вопрошателей». Они оценивают, что объем рынка продукции, чьи важные свойства определяются наноматериалами или какими-то нанокомпонентами, достигнет к 2014 году.примерно 3 трлн. долл. Это очень много. Но, с другой стороны, если посмотреть, о чем идет речь, то становится вполне понятным, что это не фантастика.

Например, авиалайнер, который учит летать компания «Боинг», он называется «Дримлайнер». Там планируется использовать 60% композиционных материалов. А композиционные материалы – это, прежде всего, углепластики. Это в первую очередь нанотехнологии. Понятно, что такой «Боинг» будет стоить несколько сот миллионов долларов. И будет обладать совершено новыми качествами.

Предполагается, что 17% всех товаров, произведенных на Земле, будут обладать свойствами, определяемыми именно нанотехнологиями. А это уже серьезная вещь. Если на наших глазах за несколько лет, в частности, от 2001 года, когда была опубликована нанотехнологическая инициатива США, до 2014 года, 17% всего материального производства меняет базовые технологии производства, то это очень похоже на научно-техническую революцию.

Снизу вверх и наоборот

Чтобы построить макрообъект, манипулируя отдельными атомами, возможно, потребуется значительное количество времени, может быть, не один миллион лет. Поэтому задача распадается на две части: создать такой прообраз материала с уникальными свойствами, а потом найти промышленную технологию для его получения. Вот над этим сейчас и ломают голову изобретатели. Если утрированно, то задача ученых – произвести этот материал, а задача внедренцев, инженеров, - найти соответствующие массовые технологии.

Существует два типа таких технологий. Это снизу вверх или самосборка, что распространено в природе. Фактически все биологические объекты создаются по принципу самосборки. Либо, наоборот, технология «сверху вниз», когда у вас есть макрообъект, а вы с ним что-то делаете, и в результате получаете наноструктурные частицы, которые впоследствии можете использовать в дальнейшем технологическом движении.

Как Россия собирается догонять передовые страны?

Во-первых, выделены или планируются к выделению более чем солидные деньги. Они идут по двум направлениям. Первое направление (выделение средств идет через Минобрнауки, Роснауку, Государственные Академии наук, РФФИ) – то, что связано с научными исследованиями фундаментальными и прикладными. Это примерно 5 млрд. долл., из которых 4 млрд. долл. – на исследования, а 1 млрд. – на создание материальной базы. То есть, это лабораторное оборудование, опытно-промышленное оборудование. Наверняка многие уже увидели, что появились совершенно уникальные рентгеновские микроскопы, Оже-спектрометры и т.д. Ученые очень любят их показывать. Они такие блестящие, красивые… Это самый очевидный результат вложений.

Соответственно, 4 млрд. долл., которые выделены на исследования, они размазаны по многим инструментам. Это прямое финансирование Академии наук, это разного рода федеральные целевые программы. Например, есть целевая программа «Микроэлектроника», в ней раздел «Наноэлектроника», в который какая-то копеечка направляется. И еще во многих федеральных целевых программах есть деньги на исследования в области наноиндустрии.

Наша миссия как корпорации - содействия реализации политики правительства по вхождению России в число мировых лидеров в области нанотехнологий. Почему содействие, а не реализация? Потому что мы не одни на этой площадке, мы не занимаем ее целиком. За деятельность по научным исследованиям отвечает Курчатовский институт, Министерство науки и образования и академии наук. Мы все-таки за коммерциализацию, за производство той самой конкурентоспособной продукции.

Что касается регионального аспекта нашей деятельности. Я опасался, что нанотехнологический проект может превратиться в московско-питерский клуб, где все заявки и деньги будут распределяться в Москве и Питере. Но по поступившим заявкам мы видим, что это не так. И слава Богу. Потому что задача настолько широка, как следствие этого универсального метода, что ее стягивать в узкое бутылочное горлышко представляется неправильным. И очень хорошо, чтобы были такие центры, называемые модным словом «нанокластеры», в регионах, вокруг которых шла бы бурная деятельность в этой области.

Добиться софинансирования

Задача, которая стоит перед госкорпорацией, сегодня оформлена в цифрах. Есть у нас программа развития наноиндустрии до 2015 года. За весь этот период включительно, должно быть произведено товаров наноиндустрии на 3 трлн. рублей. Это очень неплохая цифра, учитывая, что сегодня такой продукции производится на единицы миллиардов рублей. К 2015 году Россия хочет занять примерно 3% глобального рынка нанопродукции.

Какими инструментами мы собираемся этого добиться? Прежде всего, мы решили посмотреть: что такое 3 трлн. рублей продукции. Вместе с представителями Министерства экономразвития посмотрели, какие надо сделать инвестиции нашим предприятиям в основной капитал, чтобы с определенной динамикой выйти на производство такого объема продукции. Увидели, что порядка 800 млрд. до 2015 года надо проинвестировать в основной капитал – в здания, в сооружения, в оборудование и прочие вещи. Поняли, каким должно быть соотношение между теми средствами, которыми располагает госкорпорация на эти цели, и теми средствами, которые необходимы.

Наши 100 млрд. руб., которые из 130 мы планируем на эти цели направить, это 1/8 часть. То есть, на 1 единицу наших денег мы должны вести свою деятельность таким образом, чтобы наши предприятия потратили на эти цели 7 единиц. А это означает, что, в принципе, мы должны сосредоточиться и под несколько другим углом посмотреть на всю нашу деятельность. Для себя мы уяснили, что наша самая главная задача – снижение барьеров и рисков. Второе, - создание такого объема стимулов для российского бизнеса, для российских предприятий, при котором было бы выгодно и комфортно идти в инновации в общем, и в нанотехнологии, в частности.

Главным инструментом корпорации остается софинансирование проектов с частным капиталом. Это рассматривается исключительно как софинансирование на самых сложных стадиях именно для того, чтобы снизить риски для бизнеса до приемлемых размеров, и сделать для него благоприятными отношение между ожидаемой прибылью и рисками.Остальные средства планируется потратить на устранение других барьеров. Могу привести несколько примеров.

В Советском Союзе функционировал Государственный комитет по науке и технике. При нем была масса институтов, которые занимались тем, что агрегировали информацию о новейших достижениях, ее анализировали, экспертировали, каким-то образом «причесывали» и отправляли по адресатам. Эта система работала, информация была востребована. Я помню, как заводы постоянно получали сведения, что «в вашей области изобретено то-то и то-то». Другой вопрос, что дальше делали с этой информацией, но она туда поступала.

«Дорожные карты»

Эта система за последние 15 лет «помахала нам ручкой». Мы поставили перед собой задачу, что надо сделать такие центры, которые позволили бы сегодня подобную информацию получать, экспертировать, анализировать, агрегировать и давать доступ к такой базе данных разработчикам, производителям.

Исторически у нашего бизнеса нет инновационной культуры, исследовательские подразделения на предприятиях на сегодняшний день практически нигде не существуют, поэтому многие предприятия даже не знают, что где-то есть интересные находки, в том числе в сфере их деятельности. У них даже нет возможности узнать, что там творится, сделать бизнес-план и по этому бизнес-плану двигаться. Поэтому мы решили создать так называемые «дорожные карты», но продуктовые, когда каждая из них заканчивается продукцией и фактически представляет собой бизнес-план для того, чтобы потом искать на эту «дорожную карту» держателя, интересанта, бенефициара.

Например, известно, что в ближайшие 15-20 лет практически все конструктивные материалы в строительстве изменятся. Видимо, это будет результатом нанотехнологий. Я разговаривал со многими строителями, но никто об этом не думает. Они строят, зарабатывают деньги, но совершенно не знают, что их ждет. Это означает, что потом им придется догонять. Они будут покупать западные технологии, но это всегда будет отставание на шаг, потому что это будут технологии, в лучшем случае, текущего дня, но уж точно не завтрашние. А показать им сегодня, как будет выглядеть тот же рынок конструкционных материалов через пять-десять лет и дать им шанс и возможности опережающими темпами произвести такой продукт, - это наша задача, связанная с «дорожными картами».

Другой инфтраструктурный компонент, которым мы занимаемся, это законодательная среда. Она у нас скорее антиинновационна. Есть проблемы во всех слоях, начиная от ГОСТов, СНИПов и прочих вещей, которые сильно препятствуют появлению новой продукции, заканчивая общими законами, которые не создают достаточных стимулов льгот для инновационной деятельности. Все это осознают, к счастью. Законодательство надо менять, разворачивать лицом к инновациям.

У нас есть возможность такие вещи готовить, доносить и до правительства. Мы можем делать хорошую экспертизу, нанимать качественных юристов. Собственно, этой работой мы и занимаемся.

Еще один компонент – это популяризация нашей деятельности. Но не деятельности госкорпорации, а деятельности в области нанотехнологий. Это создает приличную поддержку брендам. Сегодня это модная тема. Многие стремятся, даже необоснованно, прибавить частичку «нано» к своей продукции. А как за это ругать людей, если это приносит выгоду? Но наше дело - объяснить людям, где «нано», где не «нано», и какую пользу, какие опасности несет «нано». Я считаю это важнейшим компонентом деятельности госкорпорации.

Очень тесно примыкает к этой теме вопрос безопасности и сертификации. Завтра в магазине выяснится, что там все изделия – «нано», уже нет ничего без «нано». А так это или нет – разобраться невозможно. Значит, нужны сертификационные центры, которые могут поставить свою печать с тем, чтобы у потребителя было доверие. Он будет смотреть: есть сертификат о соответствии, о безопасности – значит, хорошо. Вот наше дело, чтобы такие уважаемые организации функционировали, сертифицировали, и к их сертификатам потребитель относился с уважением.

Не стать слоном в посудной лавке

Наши принципы такие. Госкорпорация не является игроком на этом рынке, не может конкурировать, не может подменять бизнес. Это является самым принципиальным моментом. Мы все знаем, что государственные деньги работают плохо везде, где бы они ни появились. Но есть области, где просто других никаких средств нет. Там, где есть частный капитал, государству орудовать надо очень осторожно, потому что ему очень легко быть слоном в посудной лавке, который перебьет массу посуды. Этот риск мы понимаем, поэтому наша инвестиционная декларация сложно называется: «Порядок и условия финансирование НИОКР…» http://www.rusnano.com/about/unterlagen/ и далее через запятую. Как раз такие ограничения и прописаны в ней.

Например. Мы никогда не ведем проект, который частный капитал может сделать без нас. Каждый раз, когда мы перестаем быть нужны частному капиталу, мы должны собрать свои «манатки» и выйти из проекта, при этом, не отнимая у частного капитала премию за риск, на которую он и рассчитывает, из-за чего идет в рискованный инновационный проект. Кроме того, нам запрещено, как госкорпорации, иметь мажоритарный пакет в бизнесе. Причем, мы сами для себя приняли ограничения, что это не просто миноритарный пакет корпорации, а миноритарный пакет всех, кто с нами участвует, но носит на себе «каинову печать» государственного капитала. Например, если мы пойдем вместе с Внешэкономбанком в какой-то проект, то это означает, что 50 минус одна акция, как максимум, должен у нас быть на двоих. Иначе нет смысла предыдущих ограничений.

Кроме того, есть еще один важный момент. Мы, конечно, стремимся к прямым инвестициям на рисковой стадии, но для небольших проектов мы слишком дороги, поэтому мы их собираемся финансировать через существующие венчурные фонды и фонды раннего финансирования, предшествующие венчурным. Мы провели не так давно круглый стол с венчурными фондами, обсуждали, как нам построить эту работу, провести ли конкурс. В ближайшее время, думаю, мы сможем четко сказать венчурному рынку, как будем фондировать небольшие проекты.

Второй важный посыл, который мы хотели бы донести до наших предприятий. У нас очень льготные условия поддержки бизнеса. Таких льготных средств сегодня не представляется нигде. Во-первых, это очень дешевые деньги. Нам разрешено давать средства под процент равный ставке облигаций федерального займа. Сегодня это около 7%. Как вы понимаете, ниже инфляции. Ни один банк такой кредит не даст. Другой важнейшей льготой является срок выдачи кредитов. До десяти лет. Нам разрешено входить в проекты длиной десять лет. Это, конечно, для инновационной деятельности является абсолютно принципиальным моментом. Но на такие рисковые проекты наша банковская система будет рассматривать выдачу в последнюю очередь.

Плюс, мы имеем возможность давать достаточно необеспеченные займы. У нас вообще очень широкий инструментарий, мы можем делать все, что угодно: и поручительства давать, и лизинговые схемы, и так далее. Кроме того, мы можем помогать проектам, давая деньги на создание дальнейших конкурентных преимуществ для той продукции, которая в рамках проекта будет выпускаться, в том числе и на образовательные программы. То же самое, только более разветвленная деятельность - это внутрикорпоративные инвестиционные экспертизы, маркетинговые исследования, исследования рынка. Нужно сделать оценку, построить финансовую модель, и, самое главное, понять: будет эта продукция конкурентоспособной или нет. Дальше, если это крупный проект, то проект поступает в комитет по инвестиционной политике при наблюдательном совете, а дальше Правление корпорации и Наблюдательный совет Корпорации.

У нас есть две ветви принятия решений. Это научно-техническая экспертиза, которой мы должны доказать: нано это или не нано. Потому что закон ограничивает деятельность госкорпорации только в области нанотехнологий. Второе – должна быть научная обоснованность, третье – техническая реализуемость. Сначала мы делаем внутреннюю экспертизу, потом проект рассматривает научно-технический совет при госкорпорации. Ждем идей и предложений.

Как с нами работать?

У нас есть единое окно по приему заявок. http://www.rusnano.com/projects/1_general/ Там написано, какими документами все регламентируется.

  

Марина ЧЕПИКОВА, г. Уфа. Журнал «Бизнес-партнер», июль 2008