Наступило 1 сентября, и вопросы «двоек», отношений с учителями, сессий и семинаров вновь стали актуальными для значительной части россиян — школьников, студентов, их родных и близких. Время вводит в оборот и новые понятия: ЕГЭ, бакалавриат, магистратура… Но неизменными остаются споры и рассуждения о том, кем станут нынешние ученики и студенты, как они вольются в экономику страны, смогут ли обеспечить себе достойное будущее.

В системе образования яснее, чем в зеркале, отражаются все черты общества. Государственная система воспитывает новых членов социума, прививая ученикам самые необходимые черты. Воспитывает такими, какими они видятся в данный исторический момент. В царских гимназиях учеников пороли розгами и начинали день с молитвы. Школа сталинской эпохи запомнилась чёрными нарукавниками, большим вниманием к начальной военной и физической подготовке и обилием политинформации. В сегодняшнем обществе, кроме единственно возможной государственной школы, института и ПТУ, появились альтернативные варианты: частные вузы, негосударственные школы, работающие по авторским методикам. Помимо министерств и ведомств, оценки результатам обучения ставит рынок труда, и оценки эти не всегда отличные. Много вопросов и к самой системе образования, которую пытаются реформировать уже более десятка лет.

О ходе реформы системы образования и тех тенденциях, которые можно наблюдать в масштабах нашей необъятной страны, состоялся разговор с директором центра экономики непрерывного образования Академии народного хозяйства при правительстве РФ Татьяной Клячко. В обсуждении участвовали журналисты «Деловых партнёров», попытавшиеся за множеством данных, большим количеством цифр если не разглядеть, то хотя бы нащупать основные тенденции, которые переживает российская система образования.

Массовое и доступное.

Сегодня примерно 93 процента семей считает, что их дети должны получить высшее образование. А поскольку платные образовательные услуги регулируются законами рынка, система идёт навстречу устремлениям общества.

На сегодняшний день в вузах Российской Федерации обучаются 7,3 млн. студентов. Их число выросло почти в три раза с 1992 года: тогда в России высшее образование получали 2, 7 млн. человек. Увеличилось и количество вузов — с 519 до почти трёх тысяч высших учебных заведений. Сейчас в стране 660 государственных вузов, 430 негосударственных, всё остальное — обширная филиальная сеть.

Две трети студентов учатся на платной основе. В государственных вузах платники составляют примерно половину от общего числа студентов, причём большинство из них учится на заочном отделении. Там обучение стоит значительно — примерно в 10 раз — дешевле. На бюджетном обучении — в основном, студенты дневных отделений.

Количество заочников сегодня составляет примерно 49 процентов от общего числа студентов, и это число постоянно растёт. Подобное соотношение очников и заочников в России наблюдалось в 1960 году. Таким образом, наибольшим спросом у населения пользуется самая дешёвая и доступная форма получения высшего образования — заочное обучение, и такое высшее образование становится всё более и более массовым.

Если недавно Россия была самой читающей страной, то сегодня мы — самая обучающаяся страна в мире. По числу занятых в экономике людей с высшим образованием Россия уступает только Норвегии и США, по числу студентов — только Соединённым Штатам. По закону, за счёт бюджета в нашей стране должно обучаться 170 человек на 10 тысяч граждан. Сегодня в России на 10 тысяч человек приходится 510 студентов, а если учесть студентов техникумов, то получится 630 человек на то же количество населения, и это уже абсолютный рекорд.

Популярность платных вузов растёт.

В последние годы все большую популярность приобретают платные вузы. И причина отнюдь не в качестве образования, а в его стоимости. Уже сегодня обучение в них обходится примерно на 20-30 процентов дешевле, чем в государственных, и растёт эта стоимость медленнее, чем в государственных вузах.

Это связано, как ни странно, с увеличением бюджетного финансирования высшей школы: сегодня на одного студента из бюджета тратится 74,5 тыс. рублей в год. В 2004 году на каждого обучающегося приходилось 18 тыс. рублей. Подобный рост вызывает увеличение стоимости обучения и для платных студентов государственных вузов, но оно происходит даже медленнее, чем рост бюждетного финансирования: население просто не успевает за таким темпом. Если вычесть из суммы в 74,5 тыс. рублей расходы на стипендии и прочие дополнительные траты, получается, что непосредственно на обучение бюджетного студента тратится 52 тыс. рублей в год. Логично было бы и со студентов-платников брать ту же сумму, но она для потребителя уже велика.

Речь не идёт об элитном образовании: оно, как и всё эксклюзивное, стоит дорого и ценится высоко. Наибольшим спросом у граждан пользуется дешёвое и доступное высшее образование, в качестве которого приходится иной раз усомниться: отличается ли диплом, купленный на чёрном рынке, от полученного на заочном отделении какого-нибудь вуза. И, кстати говоря, спрос на фальшивые дипломы тоже очень велик: IT-компании десятками создают сайты для фирм, которые рекламируют себя словами «купить диплом» — именно эти слова в строку поиска «Яндекса» и других поисковых систем пользователи Интернета вводят по 6 тысяч раз в месяц.

В мировом рейтинге российские вузы сегодня занимают далеко не лидирующие места, в нём вообще осталось всего два российских университета, из них МГУ с 63 места откатился на 72-е, а СПбГУ занимает место уже в последней, пятой сотне вузов, перечисленных в рейтинге. На мировом рынке образовательных услуг Россия держит примерно 0,5 процента, тогда как США и Объединенная Европа контролируют по 30 процентов, Австралия и Новая Зеландия — 12, стремительно набирает обороты Китай.

Правительство пытается создавать федеральные университеты, которые станут эталоном качества образования. Сегодня их пока два — Cибирский в Красноярске и Южный в Ростове-на-Дону, будет создаваться третий на Дальнем Востоке, уже подписан указ. Московский и Санкт-Петербургский университеты тоже, вероятно, войдут в эту категорию, но до воплощения данной инициативы правительства ещё далеко, а до признания этих вузов в мире — еще дальше.

Кризис начального и среднего профобразования. За всё большей популярностью высшего образования прячется другая тенденция: среднее и начальное профессиональное образование переживает глубокий кризис. 86 процентов работодателей говорят, что хотят взять на работу сотрудников с высшим образованием. Однако работник с высшим образованием чаще всего не готов работать руками, при этом современная техника, современное оборудование требуют навыков, которых нет у выпускника ПТУ: техническая база и уровень подготовки начального профобразования уже не отвечают потребностям современного производства.

Развивать же техническую базу начального профобразования работодателю крайне невыгодно. Из окончивших ПТУ только четверть идёт работать, как правило, это девушки. Их в системе НПО 33 процента. Юноши ждут призыва в армию даже не выходя на рынок труда. Неизвестно, захочет ли молодой человек через два года вернуться в профессию. Вероятность этого крайне невелика. Поэтому заинтересованность работодателя в реформировании системы начального образования мала, к тому же ему нужен социально зрелый, ответственный работник, которому не меньше 20 лет.

Выпускники среднего профобразования, уровень подготовки которых несколько выше, тоже не слишком востребованы на рынке труда. Работодатель предпочитает брать на работу сотрудников с высшим образованием, считая, что это гарантирует более высокое качество обучения. К тому же, 70 процентов выпускников техникумов хотело бы обучаться в вузе. Таким образом, система среднего профобразования практически становится транзитной.

«Премия» — экономический термин, обозначающий прирост заработка за один и тот же период — за высшее образование примерно в 10 раз превосходит «премию» за получение среднего профобразования. Получается, что выпускники среднего профобразования стремятся продолжать учиться в вузах, а специалисты с начальным профессиональным образованием спросом на рынке труда не пользуются. Кого и зачем готовит система профессионального образования, не очень понятно. Ясно одно: её теснит всё более и более массовое высшее образование, и система профобразования нуждается в серьёзном переосмыслении и реформировании.

Социальный лифт или социальный сейф?

Популярность высшего образования поддерживается устремленностью родителей и самой молодёжи. Сейчас, в условиях неопределённого экономического развития, население ведет себя крайне рационально: оно наращивает возможности.

Растение начинает цвести и приносить плоды в двух случаях: во-первых, когда окружающие условия очень хороши и созданы все условия для цветения, во-вторых, когда растение испытывает стресс. Сегодня устремлённость семей дать высшее образование детям очень велика, даже если речь идёт о семьях с низким доходом и тяжёлым материальным положением. И чем хуже обстоят дела в регионе, тем сильнее в нём направленность на получение высшего образования: оно рассматривается как возможность выбраться из тяжёлой социальной ситуации, куда-то уехать и там жить.

Число студентов в «проблемных» республиках — Адыгея, Дагестан, Северная Осетия — превышает средние цифры по России. В этих регионах крайне высока безработица, и система высшего образования работает там не столько как «социальный лифт», сколько как «социальный сейф». Молодёжь «загоняется» в высшую школу и держится там пять лет, при этом качество обучения в большинстве случаев оставляет желать лучшего. Но таким образом решается проблема колоссальной молодёжной безработицы, бандитизма и так далее. Опять же, 17-летние мигранты для российской экономики крайне нежелательны, 21-летние уже вполне могут быть востребованы на многих рабочих местах. Но поток мигрантов из этих регионов практически неминуем, поскольку, например, в республике Ингушетия безработица составляет 64 процента от занятого населения.

Дефицит рабочих рук?

Поток мигрантов будет и из других регионов, поскольку наша система образования в данный момент просто не выпускает людей, которые готовы работать руками. Выпускники вузов вовсе не стремятся идти работать к станку или на стройку. Это вызывает неизбежный приток мигрантов из ближнего зарубежья, или, как их чаще называют в обиходе, гастарбайтеров.

Римская империя была, как известно, республикой свободных граждан, и на каждого гражданина полагалось по три раба. Сегодня гастарбайтеры нередко и являются рабами своих владельцев, в том числе и потому, что системы их адаптации к обществу просто не существует. Основным механизмом социальной адаптации является система образования. Но в России сейчас почти нет преподавателей, которые готовы учить русскому языку людей, говорящих на таджикском, туркменском и других языках, нет социальных работников, которые помогали бы мигрантам адаптироваться в обществе, решать их проблемы. А без социальной адаптации не обойтись. Поэтому общество рискует со временем получить большие проблемы, наподобие тех, с которыми сталкивается сегодня Франция, Германия, которые тоже в изобилии ввозят дешёвую рабочую силу из-за рубежа. Уже сегодня среди российской молодёжи сильны националистические настроения, приводящие к межнациональным конфликтам, но проблема на уровне государства до сих пор понимается недостаточно хорошо. Уже сейчас необходимо, с одной стороны, готовить специалистов, способных решать проблемы адаптации мигрантов, с другой стороны, создавать условия, при которых и россияне будут готовы работать руками. Но пока что статистика показывает, что больше всего растёт количество студентов, обучающихся по правовым, юридическим и управленческим специальностям.

Стареющая школа.

Большой популярностью в российских вузах пользуется и профессия педагога. В настоящее время её получают почти 1 млн. 900 тыс. студентов. Всего в России работают учителями 1,5 миллиона человек. В Москве выпуск педагогов в 2,5 раза перекрывает потребность города в педагогических кадрах. Более того, за счёт демографического спада каждый год из обращения выводится примерно 100 тыс. учителей. Поэтому 90 процентов тех, кто сейчас учится в педвузах, не должны доходить до школы, несмотря на лозунги правительства и министров.

Контингент учеников за последние 7 лет сократился на 30 процентов, при этом число школ уменьшилось на 12 процентов, учителей — на 13,5. То есть число учителей сокращается медленнее, чем число учеников. Сегодня в России на одного учителя в среднем приходится 10 учеников, и такого нет больше ни в одной стране мира, традиционная норма — 15-20 человек на одного учителя. Такая система образования обходится дорого и недостаточно эффективна, но государство обязано её содержать и учить всех детей, поскольку действует закон об обязательном общем образовании. Через некоторое время в школы придут дети последних лет, которых теперь рождается больше, чем в 90-е годы, и для них должно найтись место в системе образования.

Но пока на уровне школы демографический спад продолжается, и молодёжи просто нет места в школах, потому что опытный учитель ценится выше, чем преподаватель-новичок. При этом, согласно общей статистике, 41 процент учителей проработали в школе от 10 до 20 лет, почти 40 процентов — это люди, которые работают более 20 лет. То есть, если проанализировать эти цифры, больше половины российских учителей — люди пенсионного и предпенсионного возраста. Куда идти молодёжи? Молодёжь не хочет работать в старых коллективах! А учитель не может позволить себе уйти на пенсию.

Преподаватель, проработавший в школе 20-30 лет, получает более-менее конкурентоспособную заработную плату. Выйдя на пенсию, он фактически становится нищим, поэтому учителя держатся в школе, что называется, до последнего. Это не проблема школы, это более широкая социальная проблема всего государства. Пока проблема пенсии в стране не будет решена, ни в школе, ни в других бюджетных областях ситуация не улучшится. В здравоохранении, если смотреть статистику по стране в целом, существует достаточно большой контингент медработников, которым 84 года. В школе тоже работают такие учителя. В Петродворцовом районе тоже есть как минимум три педагога старше 80 лет.

Сегодня женщина по закону выходит на пенсию в 55 лет. Однако для многих активных людей это достаточно рано. В большинстве стран мира пенсионный возраст наступает намного позже. В частности, в Германии люди выходят на пенсию в 65 лет, и поскольку продолжительность жизни в этой стране растёт, пенсионный возраст планируют поднять до 68 лет. В США в этом году возраст выхода на пенсию 66 лет, в следующем будет 65 лет.

Проблема педагогической зарплаты.

Педагог сегодня — не самая престижная профессия. Труд учителей вызывает заслуженное уважение, но уровень доходов большинства педагогов дискредитирует эту профессию в глазах финансово успешного большинства.

Существует жёсткая закономерность: чем меньше людей заняты в социальной сфере, тем выше у них зарплата. Если сравнить процент от средней зарплаты в стране с количеством людей, занятых в образовании, то получится следующая картина. В Бразилии зарплата преподавателя составляет 132 процента от средних сумм по стране, в Испании — 135 процентов. Но там не более 6 процентов жителей заняты в этой сфере. В России почти 9 процентов жителей заняты в сфере образования. Соответственно, зарплата у нас в среднем составляет 62 процента, если говорить об учителях. Если мы посмотрим по регионам России, то там есть и 16 процентов, и почти 18 процентов занятых в сфере образования.

По сути, российская социальная сфера — это буфер для того, чтобы в высокодотационных регионах не было большой безработицы. Работа учителя в республиках Калмыкия или Тыва выглядит достаточно оплачиваемой и престижной на фоне положения остального населения. В самых богатых регионах нашей страны зарплата работников образования составляет 41 и 61 процент от средней по экономике региона. В Ханты-Мансийском или Ямало-Ненецком автономных округах зарплата учителя может составлять и 25 тыс. рублей в месяц, но, по сравнению с зарплатами других специалистов, она будет казаться маленькой. В Москве зарплата учителя — примерно 75 процентов от среднего заработка.

Такой уровень доходов объясним экономически, но не добавляет учителю престижа: среднедушевой доход в семьях учеников, как правило, выше. Поэтому, если государство желает воспитывать успешных людей, оно должно сделать так, чтобы учитель не чувствовал себя проигравшим. И это не только проблема экономики страны, это и вопрос подготовки кадров, причём вопрос очень и очень серьёзный.

Проблема кадров актуальна и для высшей школы: в ней — и сложности перехода вузов на болонский процесс, и неопределённость в вопросах бакалавриата, магистратуры, и, в конечном итоге, качество высшего образования и его рейтинги в мировом сообществе. Однако готовит новые кадры и для школы, и для вуза всё та же система. Образуется замкнутый круг.

Страсти по ЕГЭ.

Одним из самых неоднозначных экспериментов реформы системы образования можно считать единый государственный экзамен, результаты которого сегодня горячо обсуждаются в обществе. В этом году 25 процентов сдавших ЕГЭ получили «двойки» по математике, 11,3 процента — по русскому языку, 23 процента — по литературе. Среди причин, послуживших такому результату, называлось и неумение правильно заполнять бланки, и неприятие самой формы такого экзамена учителями. Если вспомнить о среднем возрасте наших учителей, эти обвинения выглядят весьма правдоподобно.

Со следующего года эксперимент, прибавляющий один балл к итоговой оценке, окончится. Это значит, что 35-40 процентов выпускников не получат аттестат зрелости. Это чревато не только тем, что родители, по выражению Татьяны Клячко, пойдут бить учителей. Это — целый клубок проблем.

Без аттестата зрелости молодой человек не может поступать в вуз или в техникум. А для начального проф-образования у него уже на момент учебы в 11 классе избыточный уровень образования. Как будут доучиваться эти 35-40 процентов школьников, сколько денег на это потребуется? Это один из тех вопросов, которые будут обсуждаться на парламентских слушаниях по поводу ЕГЭ.

Вопрос «двоек» может быть решён снижением нормы допуска: 40 баллов набирают примерно 85 процентов учеников и городских, и сельских школ. Однако простая отмена ЕГЭ проблемы не решит: «болезнь будет загнана внутрь». До сих пор, несмотря на размах эксперимента, по результатам ЕГЭ в вузы поступало только 26 процентов абитуриентов. Эксперимент с ЕГЭ позволил собрать достаточно большое количество статистической информации по всей стране, но не сделал высшее образование более доступным, а общее — равноценным, как заявлялось в начале реформы.

При этом ЕГЭ позволяет прогнозировать и отслеживать ход реформ средней школы. По результатам ЕГЭ, в частности, чиновник может установить, как именно стоит укрупнять школы, расположенные в сельской местности. В школах, где учится менее 150 учеников, результаты ЕГЭ, как правило, значительно ниже средних по области. В школах с численностью свыше 500 учеников они стабильно выше среднего: при массовой школе начинают работать технологии обучения. Если школа маленькая, до 50 человек, то там ведётся, фактически, индивидуальное обучение, и результаты ЕГЭ получаются неплохие. То есть, если укрупнять школы, то нужно сделать так, чтобы число учеников в них было заведомо больше 300. Но это нелегко: если речь идет о сельских школах, то тут существенным фактором становятся дороги, транспорт, персонал сопровождения и многие проблемы, свойственные российской провинции, вплоть до скачка безработицы — система образования тесно взаимосвязана с социальными проблемами общества.

В поисках панацеи.

Сложность реформирования системы образования ещё и в том, что она достаточно инерционна и плохо реагирует на воздействия извне. Тут дело далеко не только в возрасте наших педагогов. Для того чтобы изменить что-то в программе средней школы, необходимо учесть учебные планы за 11 лет. Чтобы из 5-летнего цикла подготовки специалиста в высшей школе перейти к бакалавриату и магистратуре, нужно полностью пересмотреть учебные планы, понять, какие предметы и в каком объёме необходимо изучить студенту для присвоения ему той или иной квалификации. Чтобы закрыть несколько сельских школ, необходимо предусмотреть, как дети будут доставляться к месту учебы и обратно, выделить автобусы, необходимый персонал, а иногда даже… построить дорогу. Результаты же всех этих перемен можно будет увидеть не через год или через два — значительно позже.

Есть старый анекдот: «Что вы придираетесь к состоянию моего рабочего стола, это не бардак, это нелинейный порядок!». Сегодняшнее состояние системы образования позволяет задуматься о характере того порядка, который в ней существует. Опыт её реформирования показывает, что нет проблемы ЕГЭ, проблемы школы, проблемы высшего образования в отдельности. Есть общие проблемы всей системы образования, которая остро нуждается в реформировании. Но её «болезни» не так просты и тесно связаны с острыми социальными проблемами всего нашего общества в целом. И решать их, хочется того или нет, все-таки придётся.

Социальный лифт

Что это такое?

Теория социальной стратификации рассматривает общественное устройство через деление на страты — своего рода марксистские классы. Они бывают высшие, средние и низшие. Страты существуют в любом обществе, от кастового до демократического, и переход из одной страты в другую всегда так или иначе затруднён, а в некоторых случаях невозможен. Если в традиционных обществах в формировании страт большое значение уделялось происхождению, то сегодня основными классообразующими факторами является уровень дохода, образования и род занятий.

Переходу из одной страты в другую способствуют так называемые «социальные лифты» — легитимные, то есть узаконенные и общепринятые в обществе способы поднять свой социальный статус. Образование — один из самых распространённых в мире «социальных лифтов».

В чем проблема?

Да в том, что в школах среднедушевой доход учителя ниже, чем средний доход в семьях учеников. Вот проблема, и так её надо ставить. Проигравший человек не может воспитать успешного человека. Нам бы ещё немножко разобраться, как готовить учителя, как замещать старых учителей. Потому что они уже с тем менталитетом, с каким они есть.

Болонский процесс

Под Болонским процессом понимается движение, цель которого в «гармонизации» национальных систем образования стран Европы и создании единого образовательного пространства. Начало ему было положено принятием в 1999 году Болонской декларации, которую подписали министры образования 29 стран.

Единое образовательное пространство должно позволить национальным системам образования европейских стран взять всё лучшее, что есть у партнёров — за счёт повышения мобильности студентов, преподавателей, управленческого персонала, укрепления связей и сотрудничества между вузами Европы и так далее; в результате единая Европа приобретёт большую привлекательность на мировом образовательном рынке.

В результате присоединения к Болонской декларации в 2003 году Россия обязалась до 2010 года воплотить в жизнь основные принципы Болонского процесса. На практике это означает переход на двухступенчатую систему высшего образования — бакалавриат-магистратура и стандартизацию обучения через системы баллов и тестов.

На сегодняшний день далеко не все российские вузы перешли на двухступенчатое высшее образование, у Болонского процесса есть и сторонники, и противники.

  

Галина АВТУШКО, г. Ломоносов. Журнал "Деловые партнеры" 01.09.2008 г