Наше государство на протяжении 15-ти лет боролось с бедностью. Нам повезло, потому что экономический рост, начавшийся в 2001 году, автоматически позволил хотя бы частично решить эту проблему. Однако с точки зрения социальных институтов «Змей Горыныч», сколько бы ему головы не рубили, отращивает новые и остается живым и невредимым. Эффективных механизмов борьбы с бедностью так и не придумали. Однако, по мнению Директора Независимого института социальной политики Татьяны Михайловны Малевой, пришло спасительное понимание того, что лучший способ уничтожения «монстра» — это развитие среднего класса. О том, как себя чувствует средний класс в России, наш разговор с Татьяной Малевой.

— Татьяна, Михайловна, есть ли у нас какие-то основания надеяться на то, что средний класс может стать преобладающей частью российского общества?

— Пока это не более чем «хотелка»: хотим много среднего класса. На самом деле все гораздо сложнее. Признаюсь, я очень рада, что с 1997 года занимаюсь этими вопросами. Десять лет моей жизни ушли на то, чтобы в концепции долгосрочного развития, которую обсуждали в прошлом году и которая продолжает оставаться базовым документом, появился один абзац. Благодаря нему, развитие среднего класса стало долгосрочным социальным ориентиром в российском обществе.

— Давайте определимся, что мы подразумеваем под «средним классом»?

— Существует три разных подхода. Первый — так называемый монетарный (деньги). Средний класс – это люди с определенным достатком. Должны быть достаточно высокие пороги, которыми описываются их материальное и имущественно положение. У человека и его семьи есть накопленные материальные активы, сбережения, которые на протяжение долгого времени могут позволить продержаться на плаву, движимое, недвижимое имущество. Но не доходом единым жив человек. Поэтому доход не может выступать единым интегральным показателем.

Есть совершенно другой подход, который родился в недрах социологической школы, и продолжает развиваться во всем мире. Это социально-профессиональный статус. К среднему классу относятся люди с высшим образованием, имеющие стабильное высокое положение на рынке труда.

И еще один социологический подход — так называемый субъективный средний класс. Люди сами оценивают свое социальное положение. Ощущая себя в социальном пространстве, люди более или менее точно указывают ту страту, к которой они принадлежат (социальная страта — социальный слой или группа, объединенные определенным имущественным, профессиональным или иным общим социальным признаком – авт.).

— Руководствуясь тремя подходами, мы можем в процентах определить количество людей в России, относящихся к среднему классу?

— В эволюционно развивающихся экономических пространствах все эти подходы действуют однонаправлено. Прежде всего, в основе лежит относительно высокое, хорошее образование, которое приводит человека на эффективный сегмент рынка труда. Осуществляется доступ к высокопроизводительному и высокооплачиваемому рабочему месту. Обеспечивается довольно высокий доход. И, как следствие, высокая самоидентификация, высокая самооценка своего положения в обществе. Все логично выстраивается в одну цепочку. И в результате согласованного действия всех этих факторов мы можем объективно сказать, что на Западе средний класс составляет 70%.

С нашей страной все намного сложнее. В начале 2000 года мы проводили глобальное исследование, в результате которого было обнаружено следующее. По материально-имущественному положению мы нашли 22% состоятельных россиян. Относительно образованных и имеющих стабильное положение на рынке труда оказалось 22%. И, наконец, 40% опрошенных отнесли себя к среднему классу. Все замечательно. Но на пересечении этих признаков, в той точке координат, где в западных странах 70%, у нас — всего лишь 7%.

— Даже если мы с натяжкой возьмем средний показатель наличия среднего класса 20%, а остальные 80% куда причислять? К низшему классу? К беднякам?

— Хороший вопрос. Конечно, 80% бедности не может быть. Остальная часть российского общества крайне неоднородна. В середине 2007 года мы предприняли очередную попытку разобраться с этим вопросом. Провели обследование 11 тысяч российских домохозяйств 32-хрегионов РФ. Для людей, которые представляют масштаб выборки, ясно, что это беспрецедентное исследование (обычная репрезентативная выборка 1600 - 2000 человек). И оказалось, что ситуация с 2000 года ничуть не изменилась.

Тех, у кого нет ни доходов, ни образования, ни достойного положения на рынке труда, и которые сами себя относят к низшему классу, оказалось 10%. А между ними – 70%. Это класс, который завис между молотом и наковальней. Из него примерно половина больше похожа на средний класс, но им не хватает ресурсов, чтобы приблизиться к среднему классу. Таких «рекрутов» среднего класса — около 30%. Вторая половина – около 40%, это группа риска бедности.

Печально, что восьмилетний экономический рост не сдвинул нашу архитектонику с точки зрения социальной структуры в сторону улучшения. Правда, на 10%, если вести речь только о доходах, средний класс подрос. Но когда мы рассматриваем все признаки одновременно, мы видим, что вместо 19,7% среднего класса у нас стало 21,8%. Прирост – лишь 2%. Оказалось, что самое узкое место связано с социально-профессиональным средним классом. Строго говоря, это означает, что российская экономика в том виде, в котором она развивалась все эти 8 лет, не создает рабочих мест для среднего класса. Если еще более конкретно сформулировать этот вывод, то сегодня российская экономика не нуждается в среднем классе больше чем на 20%. Она произвела 20% среднего класса, больше ей не надо.

— И что это все означает?

— Это означает, что мы можем вырастить только слабый средний класс, который будет зависеть от возможностей федерального бюджета. Устойчивого среднего класса, способного к саморазвитию, инновациям, самостоятельности, мы не вырастим. Потому что рабочих мест, на которых существует самодостаточность, по-прежнему 20%.

И это, к сожалению, значит, что инновационный тип поведения и высокая производительность, относительно высокая эффективность труда, которая характерна для среднего класса, распространяется только на 20% населения.

Справится ли 20% населения социальной структуры с тем, чтобы вытянуть всех остальных?

  

Регина КРАШЕНИННИКОВА, г. Магнитогорск. Газета "Открытая газета" 28.01.2009 г