Приспособление к шокам кризиса на российском рынке труда идет не за счет сокращения занятости, а за счет снижения размера заработной платы. В этом — главная особенность российской модели рынка труда. О том, насколько сегодня велика реальная угроза безработицы в России мы спросили у ведущего научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений Ростислава Капелюшникова.

— Официальный прогноз предполагаемого уровня общей безработицы сегодня — 7,6%. Наиболее распространенная оценка – 10-15%. Что означают эти цифры? Какова реальная картина?

— Оценка 7,5% предполагает, что безработица будет такой же, как и в 2005-2006 годах. Вы испытывали какие-то страхи-тревоги по поводу безработицы в эти годы? Нет. Оценка 15% означает, что безработица вырастет примерно на 10 процентных пунктов, а занятость должна будет сократиться на 15%. Очевидно, что эксперты, которые такие цифры вбрасывают в публичное пространство, просто занимаются тем, что эксплуатируют страхи общества.

— Перед стартом реформ в 1990-ые годы ожидания того, что случится на российском рынке труда, тоже были совершенно катастрофическими. Российские и зарубежные эксперты говорили, что безработица достигнет 20%, и 25%, а некоторые называли даже и 50%...

— Да, но российский рынок труда обманул ожидания всех экспертов и стал развиваться по совсем другой траектории. На протяжении всего кризисного периода 90-х годов никакого резкого падения занятости, который был бы пропорционален глубине экономического спада, не было. Вместо того чтобы сокращать занятость российские предприятия стали снижать зарплату своим служащим.

Это дало основание говорить о том, что в России сложилась специфическая модель рынка труда, со своим механизмом функционирования, который отличается от того, что можно видеть в других переходных или развитых странах. «Аномальная» российская модель рынка труда сумела выжить и в период бурного экономического подъема. И во время нынешнего кризиса вновь проявляются черты этой модели. Это означает, что приспособление к шокам на российском рынке труда будет идти не за счет сокращения занятости, а за счет снижения размеров заработной платы.

— За счет чего удавалось и удается поддерживать низкий уровень безработицы в России?

— Первое – это гибкое рабочее время. Так, продолжительность рабочего времени в период кризиса 90-х гг. сократилась на 10%. Частично – за счет активного использования вынужденных отпусков и перевода работников на неполное рабочее время. Второе – это сокращение продолжительности рабочей недели, увеличение продолжительности отпусков и так далее. Но все-таки главным фактором, который позволил обеспечить стабильность занятости, была гибкая заработная плата. За период кризиса 90-ых реальная заработная плата упала в три раза.

— Как обеспечивалась гибкость заработной платы?

— Первый фактор — в условиях высокой инфляции российские предприятия имели возможность повышать заработную плату не в той пропорции, в которой росли цены. Второй фактор связан с особенностями оплаты труда в России. В структуре заработков в нашей стране очень большой удельный вес занимают премии, дополнительные выплаты – это не меньше трети гибкой части заработной платы. Если предприятие сталкивается с трудностями, оно вправе ни с кем не согласовывая просто срезать эту гибкую часть. Есть данные, что чем более благополучна отрасль экономики, тем больше в ней удельный вес этой переменной части заработной платы.

Следующий, третий фактор очень необычный и практически не встречающийся в других странах. Это задержка заработной платы. В 1998 году была достигнута феноменальная величина: две трети всех работников всей страны имели задолженность по зарплате. Понятно, если вы можете задерживать работнику выплаты, значит, его труд становится дешевле.

И последний фактор – огромная доля неофициальных выплат в конвертах. По данным Росстата скрытые заработки составляют примерно половину от белой зарплаты, и естественно, когда предприятие сталкивается с какими-то трудностями, очень просто для него перестать платить в конвертах или уменьшить ту сумму, которую они туда кладут.

За счет всех перечисленных факторов российские предприятия имеют возможность очень оперативно приспосабливаться к отрицательным либо положительным изменениям в экономике.

Все механизмы адаптации к кризису на рынке труда, как правило, проводились с нарушением закона. Это значит, что контроль над соблюдением трудового законодательства, трудовых контрактов в стране был очень слабым.

— А сейчас? Что предпринимает в этой связи наше правительство?

— С 2009 года в полтора раза были увеличены размеры пособий по безработице. Естественно, что стимулы идти в агентства занятости и регистрироваться существенно возросли. Следует ждать роста регистрируемой безработицы, не только по причине увеличения самой безработицы, но и из-за повышения этого стимула. Это будет говорить о состоянии дел в службах занятости, но не о реальном состоянии дел на рынке труда.

Известно, что был создан общероссийский банк вакансий, вероятно, это сможет помочь каким-то образом. Далее – правительство сказало, что оно может оказать безработным помощь при переезде в другие регионы. Однако размеры этой программы минимальны. Плюс правительство собирается переучивать безработных – около 100 тыс. человек. Я думаю, что эффект этого решения с точки зрения влияния на безработицу будет практически никаким. В правительстве собираются создавать временные рабочие места для тех, кто находится во временных отпусках или на сокращенном рабочем дне. Смысл этой акции мне вообще не понятен. Кроме того, на тех, кто уволился сам и устроился в службу занятости , распространяются те же условия выплаты пособий, что и на тех, кто был сокращен с предприятий. Усиление прокурорского надзора за задержками заработной платы тоже может ее увеличить, потому что тот путь адаптации, который использовался предприятиями в 90-ые годы, будет перекрыт.

И предприятия вновь вспомнили о таких механизмах, как вынужденные отпуска и задержка заработной платы. Это аргумент в пользу того, что особенность модели российского рынка труда сохраняется, что она готова реагировать на кризис так же, как делала это раньше.

— Очевидно, у такой специфической модели труда есть свои плюсы и свои минусы. Каковы они?

— Главный плюс состоит в том, что подобная модель является хорошим амортизатором, буфером. Она поглощает сверхмощные шоки, не вызывая социального взрыва, гасит возможность бурных социальных протестов. Но такая модель замедляет реструктуризацию занятости, она помогает неэффективным предприятиям долго удерживаться на плаву и, стало быть, неэффективно использовать рабочую силу. Она тормозит рост производительности труда, не создает новых эффективных рабочих мест, формирует огромный неформальный сектор, подрывает контрактную дисциплину.

— А что может подтолкнуть рынок труда пойти другому варианту?

— Самый важный фактор, и я удивляюсь, что об этом никто говорит – это то, что кризис будет протекать в условиях относительно низкой инфляции, тогда как все 90-ые годы она могла достигать нескольких сотен процентов. Одно дело, когда цены у вас растут каждый месяц 10-15%, другое дело, когда они растут 15-20% в течение года. Возможности для сокращения заработной платы за счет ее инфляционного обесценения значительно снижаются. Это очень важный фактор, едва ли не главное отличие нынешнего кризиса.

Второе – ужесточение контроля над соблюдением трудового законодательства. Чем сильнее давят на предприятия, чтобы они своевременно выплачивали заработную плату или не применяли к сотрудникам вынужденные отпуска, тем больше они начинают увольнять работников, потому что прежние механизмы оказываются или закрыты или полузакрыты. Ну и за последнее десятилетие резко сократился масштаб среднего и крупного предпринимательства, и увеличилась доля малого бизнеса. И если кризис ударит по этому сегменту экономики, можно ожидать притока в безработицу только за счет масштабного закрытия мелких предприятий.

Но я не готов сейчас признать, что это означает конец российской модели рынка труда. Есть факторы, которые будут толкать к тому, чтобы модель сохранилась.

— Почему же тогда в обществе распространяется страх безработицы, хотя никаких оснований для подобного рода паники нет?

— Массовые увольнения в России никогда не практиковались, они использовались только в ограниченных объемах. Понятно, почему - социальные издержки массовых увольнений велики, а зачем вам это нужно, если вы можете резко ухудшить условия зарплаты, и сотрудники уволятся сами? Вот та самая цифра – число запланированных к высвобождению по последним данным в стране равно 300 тыс. человек. Если даже его полностью реализуют, то из них под массовые увольнения попадут не более 80 тыс. человек, а это всего 0,2% от всех занятых на крупных предприятиях страны. В реальности последствия будут абсолютно мизерными.

Даже допустим, мы имеем дело с крупным предприятием, вынужденным более или менее соблюдать трудовое законодательство. Тем не менее, в России работодатели намного сильнее работников – в случае необходимости предприятии могут идти на сокращение основной ставки заработной платы. Для зарубежных стран это просто немыслимая вещь! Понятно, это более хлопотные затраты для работодателей, но учитывая неравные переговорные силы работников и работодателей, такой путь вполне реален и множество предприятий будет двигаться по нему, поскольку такая необходимость будет возникать.

Что же касается присутствующего сегодня страха безработицы, то это своего рода «самонесбывающийся прогноз». Чем сильнее запугано общество страхом безработицы, тем меньше она будет. Потому что под действием этого страха люди начинают снижать свои требования к заработной плате. Они могут соглашаться на резкое ухудшение условий труда.

Как быстро работники будут снижать свои претензии к рабочим местам, свои запросы – вот в чем сейчас вопрос. Никаких точных данных у нас нет, но есть впечатление, что мы делаем это быстро. Если так будет продолжаться, высокой безработицы в России не будет.   

Регина КРАШЕНИННИКОВА, г. Магнитогорск. Газета "Открытая газета", 4 марта 2009 г