На наших глазах фантастика становится реальностью. Люди научились перемещать отдельные атомы и складывать из них механизмы, невидимые обычным глазом, но обладающие удивительными свойствами.

Появилась даже целая отрасль знаний – нанотехнологии. Кстати, в переводе с греческого «нано» значит «карлик». Нанотехнологи имеют дело с размерами в диапазоне от 0,1 до 100 нанометров. Ведь диаметр большинства атомов – от 0,1 до 0,2 нанометра, а толщина нитей ДНК – около двух нанометров. Причем равен нанометр миллиардной части метра: для наглядности сопоставьте толщину пальца с диаметром Земли. Что же несет наука о «карликах» в наш большой мир? Именно об этом на очередном семинаре клуба региональной журналистики завязался обстоятельный разговор с генеральным директором государственной корпорации «Роснано» Анатолием Чубайсом.

Карлики в большом мире

- Анатолий Борисович, до недавних пор вас называли не иначе как главным энергетиком страны. Теперь же во многом именно от вас зависит развитие малопонятных пока для подавляющего большинства россиян нанотехнологий.

- Действительно, предмет разговора у нас трудно идентифицируемый, в силу его малости. Есть и некий скептицизм восприятия всего этого как «нано пурги», которую несет товарищ Чубайс вместе со своими товарищами. Поэтому, как начинающий нанотехнолог, хотел бы поделиться впечатлениями, почти интимными, о столь малом предмете… Стартовой точкой, когда миру впервые продемонстрировали принципиальную возможность оперировать атомами – не просто видеть, а перемещать их! – стал 1986 год. Тогда американская IBM представила общественности фотографию с изображением своего логотипа: три буквы они выложили атомами. На дворе 2009-й. Почти за четверть века сделана масса интереснейших открытий. Существуют сотни технологий, позволяющих в нанодиапазоне делать то, что нужно человеку.

- И каков результат всех этих действий?

- Качественно иные свойства вещества. Физические – прочность, упругость, жесткость, твердость. Химические – способность выступать в качестве катализатора или, наоборот, замедлять реакции. Электрические – от электропроводника до диэлектрика, которые могут изменяться у одного и того же вещества при переходе от привычного макродиапазона на наноразмер. Вы слышали о проекте российского авиалайнера «Сухой – Суперджет». Ключевая его задача – создание самолета с массовым применением наноматериалов. Если это сделают, тогда проект имеет шанс оказаться долгоживущим. Если нет – нас быстро заместят более легкие, более экономичные с точки зрения расхода авиатоплива, а значит, более эффективные изделия.

- Но речь ведь не только об авиации?

- Авиация, космос, машиностроение. У нас в разработке есть проект по наноструктурированному бетону: наноразмерные добавки существенно повышают нанопористость, снижая потребность в цементе и увеличивая теплоизоляционные свойства материала. Нанотехнологии в медицине дают возможность доставлять лекарство непосредственно в больную клетку. Замена штрих-кодов на так называемые метки радиочастотной идентификации, простые устройства в виде наночипа и миниатюрной антенны, полностью переворачивает всю торговлю: на мониторе компьютера бесконтактно продавец видит миллионы единиц товара с момента поступления в магазин до момента убытия. А если у покупателя такая же радиочастотная карточка, то с нее автоматически при выходе спишут стоимость всех товаров. Потребность в кассирах исчезает вообще.

Широта применения нанотехнологий просто колоссальная. Речь идет не просто о смене технологического уклада, а о том, сумеем ли мы вскочить на подножку уходящего поезда, развив соответствующие отрасли экономики. Иначе страна окажется в ситуации, когда целые отрасли, прежде всего, космос и авиация, окажутся для нас потерянными. Наши изделия будут технологически отставать, и мы вынуждены будем переходить на импорт.

Через «долину смерти»

- Потому и появилась государственная корпорация нанотехнологий?

- «Роснано» учредили в июле 2007-го. Поскольку я не имею к этому отношения, могу лишь хвалить тех, кто ее создавал. Раз нанотехнологии столь многообещающи, значит, должен быть кто-то, управляющийся с ними. Корпорация получила от государства 130 миллиардов рублей на старте. Цель – содействовать переводу результатов работы фундаментальной и прикладной науки в бизнес, в промышленные технологии. Мы принимаем заявки на осуществление проектов. От физических и юридических лиц, от российских и не российских, каких угодно. Таких заявок собрано около тысячи.

- Многие заявки имеют шанс перерасти в реальные проекты?

- Путь от заявки до проекта – сложная трудоемкая история. В ней большой кусок научно-технической и бизнес-экспертизы: маркетинговой, налоговой, корпоративной, производственно-технологической... В результате появляется готовый к реализации проект, который мы софинансируем. При этом корпорация не может иметь долю более 49 процентов. Нам необходим частный инвестор, стратег, отвечающий за результат своими деньгами, а мы ему помогаем. Вот, собственно, вся идея корпорации. С июля, надеюсь, будем утверждать по 5 проектов в месяц. Каждый проект – примерно 1,5 миллиарда рублей. Это будет нашей главной работой.

- Анатолий Борисович, нужно ли бояться конкуренции в столь микроскопической сфере? Или нужно, наоборот, разрабатывать какие-то стратегии сотрудничества?

- Мы не одни на земном шаре. Лидеры в мире нанотехнологий – это, конечно, США. Но не только. Еще Тайвань, Южная Корея, Япония, Германия, Финляндия. Причем, Финляндия – да, а Швеция – нет.

- А как же Россия?

- На мировой технологической карте нас просто не существует. Мы только входим в этот мир. Да, в большинстве стран-лидеров есть государственная политика с серьезным объемом государственных мер. В Соединенных Штатах, например, еще товарищ Клинтон ее утвердил. Но другой такой конструкции, как «Роснано», государственная корпорация, содействующая частному бизнесу, - в мире больше нет. По оценкам экспертного профессионального сообщества, это весьма эффективный механизм, позволяющий провести продукт через так называемую «долину смерти» - от идеи к серийному производству.

А что касается сотрудничества… Перед новым годом раздается звонок от премьер-министра Египта, он в России и хотел бы встретиться. Приезжаю. Премьер практически без «здравствуйте» сразу переходит к делу: «Египет должен прорваться в мире нанотехнологий на лидирующие позиции. Это последний шанс нашей страны. Готовы на любые формы сотрудничества». В январе аналогичный разговор состоялся в Давосе с президентом Израиля Шимоном Пересом. Происходит невидимое перераспределение наномира.

Право на ошибку

- В мире экономики вы известны как специалист по большим технологическим проектам. Нанотехнологии, скорее, из разряда малого бизнеса.

- Вы правы в том, что нанотехнологии – вообще не большой бизнес. Я в РАО «ЕЭС России» разучился считать в рублях, потому что электростанция – это миллиарды долларов. А здесь – полтора миллиарда рублей! Такой вот нанопроект. Здесь другая размерность. В значительной степени нанотехнологии, как и в целом экономика, - это дело среднего и малого бизнеса. Но если мы ставим задачу вывести Россию в лидеры нанотехнологий (читай – инновационной экономики), то помимо многих тысяч малых и средних предприятий, обязаны выращивать компании, бренды которых являются национальным символом. Я спрашивал основателя «Nokia»: «Что это за название странное? Точно не финское». И он признался: «Понимаешь, в самом начале 1990-х оно воспринималось всеми как японское». Все считали: если что-то японское, значит, хорошее. Финляндия в то время не существовала на карте новаций так же, как не существуем мы сегодня. За 10 лет финны перевернули страну…

- Финансирование любого инновационного бизнеса – своего рода венчурные инвестиции, предполагающие как большой результат, так и возможное крушение, неудачу. «Роснано» имеет право на ошибку?

- Венчурное инвестирование – отдельная отрасль знаний, в которой многие законы отличаются от нормального инвестирования. В этом смысле я сам учусь. Если в стандартном проекте хороша доходность в 12-15 процентов, то в венчурном – при доходности менее 50 процентов и говорить не о чем. Ведь на один успешный венчур придется десяток провалившихся. Таков закон жанра. Это неизбежно. И если ты заранее воспринимаешь это как провал, то надо заниматься другим делом. Строя свои проекты, мы подходим к ним по-другому, нежели в том же РАО «ЕЭС России», даже с точки зрения общеэкономических требований. За время реализации проекта может появиться еще одна нанотехнология, которая полностью сметет весь тот пласт технологий, в который ты вписался.

Взять, например, освещение. В Екатеринбурге мы начинаем проект по производству неорганических светодиодных ламп, которые в полтора-два раза экономичнее энергосберегающих флуоресцентных собратьев. Экономия по отношению к лампам накаливания – 7 раз. Поскольку у них нет ни нити накаливания, ни стеклянного колпака, ни ртути внутри, они абсолютно надежны и в десятки раз более долговечны. Эти твердотельные изделия светятся себе и светятся. Что хочешь с ними, то и делай. В ближайшие 10-20 лет светодиоды способны заменить все освещение: от квартир и улиц до светофоров и карманных фонариков. Наряду с нашими неорганическими светодиодами существуют органические, с похожими свойствами. Только те вообще пленочные. Взял листочек потоньше бумаги, и наклеил его на потолок или стену. Или свернул в трубочку. Если задуматься, это меняет саму концепцию дизайна зданий. Но это уже следующее поколение. Извините, увлекся.

- Существует ли срок, за который планируют окупить вложения в нанотехнологии?

- Наша цель не просто окупаемость. Наша цель – сделать финансовый механизм таким, чтобы с какого-то момента уже не нужно было бы государству вкладываться, а развитие отрасли все равно продолжалось бы. У нас есть совершенно четкая, внятно сформулированная задача, легко измеримая, оценивающая результаты нашей работы. Мы обязаны к 2015 году создать в России наноиндустрию с объемом годовых продаж 900 миллиардов рублей. Это тот объем продаж, на который РАО «ЕЭС России» вышло в позапрошлом году. Только РАО, как вы понимаете, это все от Петропавловска-Камчатского до Калининграда. Оно везде. А нанотехнологии, они нигде. Их пока нет. Вот это нужно создать по всей стране. С 2015 года, при выходе на 900 миллиардов рублей продаж, страна не должна будет вкладывать в эту сферу бюджетные средства. Как только проект встал на ноги и зажил своей жизнью, мы можем оттуда уходить, а долю продавать. Что мы и собираемся делать, реинвестируя полученную прибыль в новые проекты.

Наномышление решает все

- Но для развития нанотехнологий необходимы и люди с наномышлением.

- Вы абсолютно правы. Вместе с Минобразования мы пытаемся разобраться в том, что происходит. Вижу массовое движение в эту сторону и без нас. В ведущих вузах возникают кафедры нанотехнологии. Эти дисциплины эффект дают, когда ты способен биолога соединить с электронщиком, а электронщика – с машиностроителем. Вот там, на стыках, появляются совершенно прорывные вещи. И способ мышления должен быть именно такой, интегральный. Чего у нас никогда не делалось. Биологи учились биологии, а химики – химии. Здесь нужен кардинально другой подход. Он не до конца сформирован. Но мы участвуем в этом процессе. Видим движение в эту сторону и со стороны самой системы образования.

- Последние десятилетия много говорилось об утечке мозгов на Запад. Российским физикам, химикам, биологам за их уникальные мозги платят действительно бешеные деньги. Вы собираетесь для этих людей создать достойные условия в России?

- Этой темой мы занимаемся очень серьезно. Масштабы явления абсолютно колоссальные. Только в Калифорнии, в Силиконовой Долине, сегодня более 40 тысяч русскоязычных ученых и бизнесменов. Тем, кто хочет вернуться на родину, думаю, поможем. Но совсем не обязательно всех возвращать назад, выдергивать под дулом пистолета. Порой достаточно открыть в Москве лабораторию имени товарища Иванова, или Кацмана. Для него это важно, потому что появятся ученики. Сообщество русскоязычных людей в Америке, и не только в Америке, - колоссальная российская ценность. Как Хуан Сяо для китайцев. Важнейшая точка опоры в подъеме экономики.

  

Андрей ФАТЕЕВ, г. Тюмень. Газета "Тюменские известия" №79 (4821) 06.05.2009 http://www.t-i.ru/article/11076/